Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения - Ирина Паперно

«телевизор лучшей друг в комнате»

Как ясно из Тетрадей 2 и 3, в 1980‐е годы телевизор играл все большую роль в ее жизни. Живя одна («сижу в четирех стенах сама и жду смерти», 151), она воспринимает телевидение (и радио) как средство социализации и источник эмоций:

Постоянно присутствуя в ее жизни, телевизор становится лучшим другом: «телевизор лучшей друг в комнате» (188).

Однако, как ясно из повествования, телевизор не всегда улучшает ее настроение и не всегда действует в ее интересах. Она описывает и ситуации, когда телевизор вызывает болезненные чувства, возвращая к военным травмам. В одном таком случае просмотр фильма о войне привел к серьезным последствиям:

Эта надпись показывает, как шаг за шагом Киселева вступает в пространство войны, изображенное на экране. Она сочувствует героям фильма, испуг которых ощутим для нее («все кричать люди плачуть разнымы голосамы как оны дрожали»). Соединение двух местоимений и двух глаголов в одной синтаксической конструкции («как оны дрожали я сочуствую им»), характерное для устного повествования, выражает и слияние эмоций двух субъектов – героев фильма и зрителя. Художественный фильм о Великой Отечественной войне, который она смотрит, «Отряд специального назначения» (1987), показывает, как «офицер Кузницев» (Кузнецов), работающий на оккупированной территории под именем «Павель Зиберт» (Пауль Зиберт), и его сотрудница «Валя» преодолевают опасности, но сама Киселева испытала такое нервное потрясение, глядя на экран, что соседи вызвали ей скорую помощь и она четыре дня пролежала в постели.

В той же записи Киселева описывает, как она смотрит политическую передачу о переговорах между Советским Союзом и Соединенными Штатами о ядерном разоружении; и в этом случае она интенсивно сопереживает людям на экране. Телевизор – источник эмоций – связывает пережитое военное прошлое с настоящим, включая одинокую женщину в историко-политическое пространство.

«спасите страшный суд»

Как и для многих ее современников, для Киселевой память о пережитых во время войны ужасах проецировалась в будущее, как страх новой, атомной, войны. Мысль о том, что пережитое может повториться (поощряемая советской политической пропагандой), и притом повториться в еще более интенсивном страдании, создает постоянный экзистенциальный фон ее жизни. В дневниковой тетради, думая о предстоящей смерти, Киселева пишет об этих страхах в прямой связи с просмотром телепередач, причем она переживает страх и боль как вскрытие старых военных ран:

Она возлагает надежду на спасение на нынешнего советского руководителя, Леонида Ильича Брежнева, и высказывает желание, чтобы он (уже старик) был бессмертным:

В конце второй тетради (как и в конце первой) Киселева помещает себя перед телевизором. Воспроизводя официальный советский дискурс угрозы ядерной войны со стороны США и отождествляя президента Картера с Гитлером, она вновь вспоминает бой за свою деревню и рисует поле после боя в символических образах – как картину Страшного суда, заканчивая на апокалиптической ноте:

Вторая тетрадь завершается сообщением о смерти Леонида Ильича Брежнева (которого она мечтала видеть бессмертным) 10 ноября 1982 года, переданным по телевидению, что вызывает у нее острый страх и ужасные предчувствия:

Но вскоре Киселева понимает, что жизнь продолжается. Когда в третьей тетради она описывает нового руководителя, Михаила Сергеевича Горбачева, то вновь проявляет тенденцию приписывать главе советского государства – с которым благодаря телевизору она делит пространство своей комнаты – ответственность за свою семью, и все это – в рамках постоянного страха новой войны, которая отправит мужчин (сыновей и внуков) на фронт:

Высказывает она и упрек прежнему вождю, Сталину, за доверчивость и благосклонность («Сталин был доверчив и милостив»), в силу которых он не верил, что Гитлер может напасть на нашу страну вплоть до рокового дня 22 июня 1941 года (136). Вновь и вновь нынешний руководитель страны выступает в роли спасителя семьи и народа перед лицом угрозы новой тотальной войны.

Тон политического апокалипсиса доминирует в ее записи, когда Киселева смотрит по телевизору визит Горбачева в США 8 декабря 1987 года. (Эта запись занимает важное место в третьей тетради.) Самый вид президента Рейгана (по выражению его лица она решает, что он считает себя и своих людей бессмертными) вызывает у нее мысль о будущей войне: