Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени - Карл Александр

Простой поворот судьбы.

Это же именно она? Или предначертание нанесло ответный удар? И, следовательно, обладает всезнанием? «Нет-нет, – сказал он себе, – пусть так думают священники. Просто у шины мог быть дефект отливки. Нагрузки были плохо рассчитаны. Под шину могло попасть что-то острое – возможно, зазубренный камень. Эми ведь говорила, что такое случается? – Тут он нахмурился. – Да, но почему именно в этот момент? Почему не раньше, когда они ехали в ресторан? Или в музей?»

У него не было ответа. Он обругал себя за пессимистический настрой, за отход от постулатов свободы воли.

От дальнейших сомнений его избавил телефон-автомат. Он быстро прочел инструкции на диске и вложил необходимую монетку. (При этом он неосознанно представил себе, как трудно ему будет обходиться в девятнадцатом веке без этого чудесного средства связи.)

Спустя какое-то время его соединили с дежурным отдела убийств. Он представился мистером Уэллсом из Лондона и поведал о срочности своего сообщения.

– Повторите, пожалуйста!

– Скажите лейтенанту Митчеллу, что вот-вот произойдет убийство девушки у озера в парке Макларена! Пожалуйста, срочно выезжайте туда!

– Повторите ваше имя еще раз, сэр!

– Уэллс! У-э-л-л-с!

* * *

Когда «Аккорд» пронесся по Мэнделл-стрит с Эми за рулем, Эйч Джи сверился с часами. Они показали два тридцать пять.

– Мы еще можем успеть! – крикнул он.

Машина ускорилась на крутом склоне – и они внезапно оказались в парке, летя по темному лесу на максимальной скорости. Уэллс видел, как напряжена Эми. Но она не закатывала истерики – и даже не сказала ни слова, и он восхищался ее стойкостью. Оставалось только надеяться, что в нужный момент он окажется не менее стойким. Если бы он сумел предвидеть спущенную шину, если бы они выехали из дома раньше, если бы… Он тряхнул головой. С приближением к решающему моменту учесть все переменные было невозможно. И тем не менее одержать победу можно было, только учитывая все повороты и неожиданности. Герберту Уэллсу отнюдь не хотелось, чтобы кто-то из них уподобился Кухуланну, самодовольному герою ирландского предания, символу трагической иронии, когда тот каждое утро на рассвете выходил на берег моря и вступал в бой с Атлантическим океаном, вооружившись тяжелым двуручным мечом. Только превратившись в слабого исхудавшего старика, неспособного поднять меч, этот воин понял, что волны бесконечны, а он сам – нет.

Эми свернула направо и сбросила скорость.

– Отключи фары! – резко приказал он.

Она послушалась.

– Когда окажешься у въезда на парковку при озере, остановись и дай мне выйти, а потом медленно двигайся к черной машине. Когда окажешься достаточно близко, используй свои фары как пушку.

Она судорожно сглотнула и кивнула.

Дорога сделала поворот – и Уэллс услышал, как Эми испуганно застонала. Машина остановилась. Закрыв лицо ладонями, она обмякла на сиденье. Мгновение он не мог понять, в чем дело, а потом увидел черно-белый патрульный автомобиль, стоящий рядом с какой-то машиной в дальней части парковки. Красно-оранжево-голубая мигалка отбрасывала разноцветные блики. Один из полисменов что-то отчаянно кричал в рацию. Второй стоял на четвереньках прямо на асфальте: его безудержно рвало. Вдали завывали сирены.

Уэллс уже знал: они опоздали.

Во время поездки до Рашен-Хилл Эми как-то удавалось сохранять спокойствие, однако как только они остановились перед ее домом, она навалилась на руль и разрыдалась. Руки у нее так сильно дрожали, что ей даже не удавалось извлечь ключ из зажигания.

– Эми, все хорошо! Нас здесь не будет!

– Обещаешь? – прошептала она.

– Обещаю! Все очень просто. Мы просто отбудем, как и планировали сначала.

Однако она никак не могла взять себя в руки.

– Не хочу умирать! – стонала она. – Не хочу умирать!

Он вынул ключ из зажигания, положил брелок себе в карман и помог Эми выйти из машины и подняться в квартиру. Там он усадил ее на диван. Слезы больше не лились: она съежилась там, в ступоре устремив глаза в никуда. Он метался по комнате, стараясь не нервничать из-за своей неудачной попытки изменить ход событий. Должен был существовать какой-то иной вариант, нежели самоуверенная христианская идея о предопределенности. Просто обязан существовать! Других Долорес Кларк, с помощью которых можно было бы проверить какую-то теорию, не имелось. И права на ошибку не было тоже: у них оставалось всего пятнадцать часов.

А потом он сел рядом с Эми и крепко ее обнял. Он понимал, как ей больно. Мы все знаем, что когда-то умрем, но способны продолжать смиряться с абсурдностью собственной смерти, потому что не знаем, когда именно она случится. Даже больные, находящиеся при смерти, способны выдержать мысль о том, что конец скоро наступит – но вот знать, когда именно? Уэллс поежился.

Внезапно у него начала оформляться идея. А что, если они воспользуются «Утопией», чтобы отправиться еще дальше в будущее? Он нахмурился. Нет, это не сработает: можно преодолеть тысячу лет времени – и все-таки убедиться, что будущего они не изменили.

«А как насчет недавнего прошлого?» – подумал он. Если невозможно изменить историю, то всегда можно снова и снова переживать последние несколько дней, навсегда задержавшись в их с Эми утопической любви. Нет, он постоянно будет помнить, что навечно испугался конфронтации со Стивенсоном и Мойрами. А это будет чистой трусостью. Кроме того, если они с Эми встанут на эту замкнутую дорожку, то он продлит ее жизнь в пустоте. А это абсурдно, ибо он лишит ее свободы воли. Единственным приемлемым вариантом было продолжить курс на столкновение с судьбой.

Неожиданно для него она заговорила:

– Все это так ошеломляет, Эйч Джи! – Ее голос дрогнул. – Мне кажется, что я полностью рассталась с реальностью. Или со здравым смыслом. Ты – то единственное, что не кажется безумным.

Он повернул голову и увидел, что ночь кончается: за окном висел серый туман.

– Уже светает. Тебе надо отдохнуть.

– Ты прав, но я вряд ли смогу заснуть.

– Сейчас заварю тебе чая.

– Нет. В аптечке есть валиум. Тогда я и почувствую себя лучше. Сейчас возьму.

Эми приняла две таблетки, а потом свернулась на кровати, глядя на него.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– Что я навечно твой.

Она улыбнулась:

– Мне нравится.

Уэллс посмотрел вдаль. Когда очередная мысль полностью оформилась, он снова повернулся к ней.

– Что за выражение когда-то создал великий Шекспир, дорогая? Разлученные звездами сердца?

Она просияла, хоть и оставалась очень сонной.

Он тихо засмеялся.