Червонная Русь - Елизавета Дворецкая

– С Туровом нам воевать не с руки! – заговорило сразу несколько человек. – Перемышль да Белз – иное дело, это все земли наши, да и князь покойный завещал. А что там у них в Турове, то не наше дело.

– Да поймите же, мужи звенигородские, если перемышльский князь с туровским князем породняться, то вместо одного врага сильного будет у нас двое сильнейших, а там и трое… Ведь через Вячеслава туровского Ростислав перемышльский со всеми Мономаховыми сыновьями и с ним самим в родстве будет! Сожрут нас тогда и косточек не оставят! Во Владимире тогда его родич будет сидеть! Придут к нам тогда и перемышльские полки, и туровские, и владимирские, разорят города наши, пограбят имение, жен и детей в полон уведут! Не допустите своей же погибели!

– Так что людям-то говорить будем – на Туров идти воевать? – спросил дотошный Радята, староста Кузнечного конца. Всем своим видом сухощавый старик давал понять, что такое заявление будет и глупым, и ненужным.

– Людям говорить пока не нужно, – ответил Владимирко, поняв, что весь Звенигород он не подобьет участвовать в ссоре бывшего берестейского князя с туровским. – А сами подумайте. Может, сие дело Бог поможет нам без войны решить, но помощь мне ваша понадобится.

– Ну, если без войны, то пожалуй, – отозвался боярин Хотила Славомирич. – Если без войны, то отчего же не помочь?

Распустив думу, князь Владимирко оставил у себя лишь несколько человек, которым наиболее доверял, – своего бывшего кормильца Переяра Гостилича, тысяцкого Стоинега, боярина Хотилу с братом Радолюбом и своего духовника отца Филофея. Князь Юрий тоже остался. Князь Ярослав, которого после неумеренно выпитой вчера медовухи, мучила головная боль, мрачно сидел в углу и ни во что не вмешивался.

– Думал я, как помочь брату моему князю Юрию, не собирая полков на Туров, и вот что надумал, – заговорил князь Владимирко. – Ведь и впрямь ждет нас беда неминучая, если князь Ростислав такую сильную родню приобретет. Это сватовство надобно расстроить.

– Да не пойму я, прости дурака, какое сватовство, когда баба мужа живого имеет! – Боярин Радолюб махнул в сторону князя Юрия. – Какое сватовство? Вячеслав туровский совсем, что ли, разума лишился?

– Кто же ее венчать будет, когда она венчана! – поддержал брата Хотила.

– В Киев у них послано к митрополиту, просят развести ее, – нехотя ответил князь Юрий. – А с митрополитом, поди, князь Владимир киевский сам говорить будет. Ему-то ведь выгодно, чтобы его внучку со мной развели да за князя Ростислава выдали. Если приведут они с Вячеславом туровским все здешние города под свою руку, киевский князь первый же выгоду получит. Так что разведут мою голубушку и половцу безбожному выдадут!

– Так что же мы поделаем? – Хотила развел руками. – Нас-то митрополит Никита не послушает!

– А вы меня послушайте и узнаете! – Князь Владимирко огляделся с таким видом, будто хотел проверить, не подслушивает ли кто, и все присутствующие невольно сделали движение, будто пытались подсесть к нему поближе и сомкнуть кружок потеснее. – Вячеслав туровский сейчас ждет сватов от Ростислава. Как сваты приедут, так он им ее вручит со всей радостью. Отправят ее из Турова в Перемышль, как водится. Только до Перемышля она не доедет. За Владимиром выйдет ей навстречу муж ее законный, возьмет за белы руки и к сердцу своему прижмет. Так враг наш Ростислав перемышльский без сильного тестя останется, а мы доброе дело сделаем, что вернем жену мужу законному.

– Так что же теперь, ждать, когда Ростислав ее посватает? – морщась от недоумения, спросил боярин Радолюб.

– А мы-то тут при чем? – Стоинег тоже ничего не понимал. – Мы, что ли, ее отбивать у сватов будем? Это опять война с Вячеславом туровским получается!

– Не надо будет никого отбивать. Сваты мы ведь сами и будем!

– Так ты, батюшка, сам, что ли, хочешь то посольство снарядить! – первым догадался Переяр Гостилич среди недоуменно вытянувшихся лиц.

– Верно говоришь, боярин.

– Ах, Владимирко Володаревич, отец родной! – Князь Юрий чуть не прослезился, поняв замысел, и вскочил, точно хотел немедленно то ли облобызать спасителя, то ли упасть к его ногам. – Бог тебе вложил в ум сей замысел светлый! Помоги, верни мне жену мою, голубушку ненаглядную, век за тебя буду Бога молить, век буду тебя заместо отца почитать!

– Да ведь без разводной грамоты князь Вячеслав ее не отпустит! – выразил сомнение отец Филофей. – А раз будет она разведена, какой же ты ей теперь муж?

– Кого Бог соединил, того человек не разлучает! – торжественно провозгласил сияющий князь Юрий. – Что там грамота! А как узнает князь Вячеслав, что она со мной живет в любви и согласии, сам ту грамоту в огонь бросит и запретит вспоминать, что была такая. Подумайте, мужи звенигородские, доброе дело Господь вам зачтет!

– Не годится от доброго дела уклоняться! – Тысяцкий Стоинег в сомнении подергал себя за ус. Его все-таки не оставляли сомнения, не таит ли сей ловкий замысел какой-нибудь опасности для Звенигорода. – Ведь людей своих посылать надо… И с ней из Турова будут люди…

– Будут с ней люди, которые в дружбе со мной, об этом я сам позабочусь! – заверил князь Юрий. – А я весь век свой услуги не забуду! Сделаем дело – и весь я ваш, располагайте мной, как слугой своим!

– Не любящий брата своего, говорит апостол, не познал Бога! – вставил отец Филофей. Как и у всех впервые услышавших, что туровский князь Вячеслав разводит дочь с мужем, эта новость вызвала у него ужас и отвращение. – Поможем брату своему!

– Только бы половец не прознал, что ему тут невесту сватают! – заметил осторожный Переяр Гостилич. – А ну как он там свое посольство собирает! Столкнемся – что тогда?

– Нет, ему не до сватовства сейчас, он, говорят, только во Владимир ехать собирается, да и с Болеславом ляшским еще дело не решил, – ответил князь Владимирко. – Бог нам поможет. Только, чтобы под руку кто не толкнул, никому про наш замысел знать не надо.

А Прямислава, искренне надеясь, что ей никогда больше не придется видеть князя Юрия, старалась больше о нем не вспоминать и мало-помалу выкинула его из головы. Киевский митрополит наверняка соберет по ее делу целый совет – епископов белгородского, переяславского и черниговского, игуменов крупнейших монастырей, будет беседовать то с ними, то с князем Владимиром, и решение они примут не скоро. Но она не скучала в ожидании. Несколько раз она ездила в Рождественский монастырь, где была погребена ее мать. В Турове находился знаменитый Варваринский монастырь, основанный греческой царевной Варварой, женой князя Святополка, а в нескольких верстах от города стоял другой, поменьше, который любила когда-то посещать княгиня Градислава Глебовна. Прямислава несколько раз бывала там с матерью в тот единственный год, который они прожили в Турове вместе.

Сначала надо было плыть по Припяти около четырех верст, потом по тропинке вдоль берега идти еще с полверсты – Рождественский монастырь стоял на мысу, куда нельзя было подплыть на ладье. Тропинка шла через веселую сосновую рощу, потом упиралась в тын из сосновых же бревен с красивыми воротами и образком Божьей Матери над ними, а потом вела еще через участок леса до рыжевато-розовой Рождественской церкви, маленькой, тесной, но особенно теплой, приветливой и уютной. Она стояла прямо на зеленой лужайке, а обок выстроились два бревенчатых здания, где располагались кельи и всякие службы. От церкви дорожка вела дальше в рощу, где Прямислава когда-то гуляла с матерью и младшей сестрой. Теперь она осталась здесь одна и сама рассказывала Забеле все то, что когда-то рассказывала ей мать.