Империя мертвецов - Кэйкаку Ито

его лице я прочитал подозрение. Его взгляд похолодел, и я осознал, в какой он растерянности. Я взмахнул руками:

– Ради всего святого, не переживайте так!

И взгляд Омуры действительно принял прежнее уверенное выражение.

– В «Осато» лежали еще и поддельные «Записи». Такие, которые смогли прочитать даже мы. Мы бы разыграли сопротивление и отдали вам их. Но этого не случилось. Мне и в голову не могло прийти, что То Самое решило само проводить вас.

– Оно внедрило в стражников бракованные некрограммы, которые провоцируют в мертвецах неистовство, – чувствуя легкий укол совести, солгал я.

Но Омура не усомнился в моих словах и кивнул:

– То Самое могло задействовать воспаление мозга. Полагаю, что к происшествиям с мертвецами по всему миру оно тоже причастно. Получается, мы, сами того не ведая, помогали ему в таких исследованиях…

Еще немало времени пройдет, прежде чем японское правительство узнает всю правду об инцидентах в «Осато» и Хамарикю.

– То Самое использовало случай в «Осато» как возможность разорвать партнерские отношения.

Я взглянул на пишущий шар, водруженный на полу. В определенной степени автономное устройство, которое при этом поддерживает связь с Чудовищем. А в сущности, наверное, живое существо. То Самое объявило, что разрывает договоренность с японским правительством. Я уверен, что прежде обрезанные провода в извращенной форме привязывали и жизнь Омуры к его плоти.

– Все верно. Япония преодолела смуту и широкими шагами стремится навстречу прогрессу. Пришло время отбросить недостойные уловки, к которым приходилось прибегать ранее. Прекрасное время, когда мы перестанем ввозить готовую технику, а вместо этого проникнем в основы ее устройства и создадим свою. Япония должна идти своим путем. Моя работа… окончена.

Кавадзи послал мне отчаянный взгляд. Я и без его помощи прекрасно видел, что состояние у министра войны тяжелое и он держится на одной силе воли. Я поклонился на прощание, и Омура, воспряв духом, еле заметно выпрямил спину.

– Не расскажете, как вы догадались, что за «Осато Кемистри» стоит министерство внутренних дел?

В своем письме Кавадзи я написал, что готов обнародовать доказательства тесной связи японского кабинета министров под прикрытием «Осато» с Тем Самым.

– Никак, – улыбнулся я. – Предположил наугад. Мне показалось, так интереснее всего.

Какие они пока простодушные, эти японцы, раз так открыто удивляются! Военных я, конечно, тоже подозревал, но попытать счастья в первую очередь с министерством внутренних дел у меня была очень простая причина: привидение, о котором пронюхал Барнаби.

Омура закашлялся, но смех в его кашле все равно угадывался.

– Ясно, – проговорил наконец он. – Ясно…

Вошла ли внедренная в него некрограмма в конфликт с органической частью мозга или же это естественный смех, я судить права не имел.

– Ваше превосходительство, вы не читаете детективные романы? Там это частый прием.

– Я всю жизнь чем-то занят, – с безыскусным смущением заметил Омура. Мне, наверное, никогда не постичь тот круговорот мыслей, что царит в голове у человека, воевавшего всю свою жизнь.

– Рекомендую вам Эдгара Аллана По.

– Благодарю. Передам Тэрасиме. Он, вероятнее всего, станет следующим министром культуры.

Остается только рассказать о конце нашего пребывания в Японии.

Нас взяли пассажирами на пароход Гранта, «Ричмонд». Разумеется, мы оказались в одной лодке с Адали и Батлером. В рамках нашего с Батлером уговора причины «бунта» мертвецов официально остались не установлены. Что касается тех дьявольски точных выстрелов, Барнаби, костеря всех на чем свет стоит, под покровом ночи изъял из колонны все улики. Мы закрыли рот на замок, а Батлер, служитель «Арарата», включил нас в число охотников за Тем Самым. Грант, как я полагаю, так и остался убежден, что за нынешним инцидентом опять стояли «Спектры».

Во время сборов Барнаби поднял ящичек с набором перфокарт и проворчал:

– Мало того что зря столько бегали, так дело только еще больше запуталось.

Умертвия, живое оружие, «бунт» мертвецов, внедрение некрограммы в ограниченный участок мозга, спектры… Да уж, чем дальше, тем хуже, и конца этому что-то пока не видать. Понятно, отчего Барнаби грустит. Но все это просто значит, что мы стали знать больше. Мы лишние свидетели того, что произошло бы и без нас.

– Ты не прав, – ответил я. – Мы заполучили «Записи Виктора», а еще убедились, что То Самое правда существует.

– Какую-нибудь ахинею из случайных символов и я написать могу, а кто был по ту сторону провода, мы понятия не имеем.

Барнаби уже собирался бросить перфокарты в мусорную корзину, но я его остановил. Я не стал лишний раз утруждать его извилины и спрашивать, в самом ли деле это просто «ахинея». Мы так полагаем только потому, что текст слишком сложный и мы еще не поняли, как его читать.

А вот Алеша и русские некроинженеры полагали, что им удалось расшифровать записи, и после этого они доработали насильственное омерщвление. Омура, который держал «Записи» в руках, придумал геноцидальные бактерии. Адали, едва окинув их взглядом, разработала план покушения на Гранта, да такой изощренный, что выставил бы виновниками нас без малейшей надежды оправдаться. А я разгадал этот план. С помощью Внедрителя эти карточки прошли через Пятницу. Что изменилось в нем?

Я неслышно пробормотал себе под нос: «Спектры».

Может, эти перфокарты усиливают в человеке его желания и страхи, а потому их содержание меняется в зависимости от читателя? А что, если их сущность – притворяться, будто в них написано то, что в них хотят увидеть, а как такового содержания у «Записей» и нет? Или того удивительней: может, эти карточки заставляют человека искать пути претворить их в жизнь? «Записи» пробудились, как книга, что пишет сама себя, как сущность с собственной волей…

Разумеется, это все досужий бред.

И все-таки не понимаю, почему я так зациклился на этих мыслях. И оттого моей душе тревожно. Быть может, и саму эту идею вложили в мой разум тоже перфокарты? «Записи Виктора» мобилизовали баварских ученых, врачей, мистиков…

А какова правда?.. Что ж, если догоним То Самое, то сможем спросить его лично.

Часть третья

«Курица – всего лишь средство, при помощи которого яйцо производит на свет другое яйцо».

Сэмюэл Батлер, «Жизнь и привычка»

I

Стук клавиш пулеметной очередью бил по барабанным перепонкам.

Нежные белесые лучи Западного побережья гигантскими колоннами уходили вниз по колодцу, и удары клавиш казались мне пролетающим сквозь них мелким снегом. Колоссальное пространство заворачивалось спиральными коридорами, и при взгляде наверх восприятие глубины полностью мне отказывало. Как будто я муравей, забредший внутрь гайки. Вдоль коридора плотно рассадили