Не делай добра - Ирина Градова

— Мне хотелось своими глазами увидеть вас, — улыбнулась сестра шаманки. — Чтобы убедиться, что вы справитесь.

* * *

— Итак, вы признаете, что заделали ребенка дочери своей любовницы?

Дамир буравил допрашиваемого суровым взглядом, ожидая, что это произведет нужный эффект — артисты народ впечатлительный! Адамчик и впрямь дошел до кондиции: он потел в свете яркой лампы, направленной ему в лицо, руки его, сцепленные в замок, дрожали, и Дамир предполагал, что для того, чтобы их разжать, пришлось бы применить силу. Присутствие адвоката, немолодой женщины в скучном коричневом костюме, нисколько не успокаивало задержанного. Дамир подумал, что его тоже бы не слишком утешила общественный защитник с выражением бесконечной тоски в глазах. С другой стороны, хорошо, что Адамчик не заручился поддержкой какого-нибудь монстра от юриспруденции, который прерывал бы допрос на каждом неосторожно сказанном слове, цитируя Уголовный кодекс.

— Ничего я не признаю! — практически взвизгнул допрашиваемый. Под мужественной внешностью, оказывается, скрывалась истеричная натура, не выносящая давления! И как подобный мужчина мог привлечь сильную, жесткую журналистку?

— Зря, — удрученно покачал головой Дамир. — У нас есть все основания взять у вас образец для теста ДНК для сравнения с ДНК плода. Если вы добровольно признаетесь в отцовстве, вам это зачтется — можете спросить у адвоката.

Общественный защитник вяло кивнула.

— Ну, так как вам это удалось? — нетерпеливо спросил Дамир. — Под носом у Анны?

— Мы с Анной тогда расстались!

— Ну, это все меняет! — не скрывая сарказма, закивал опер. — Временно поменяли мамашу на дочурку, а потом снова к мамаше вернулись? Что, других женщин в Питере не нашлось?

— Прошу вас придерживаться фактов и не ерничать! — впервые вмешалась адвокат. Ее голос звучал так, словно ее пытали «испанским башмаком» — очевидно, она ошиблась в выборе профессии и демонстрировала это не только своим видом, но и каждым жестом и даже тоном голоса.

— Да она сама ко мне клеилась как банный лист! — развел руками Адамчик.

— Анна?

— Да нет, Юлька! Вечно рядом крутилась, когда еще совсем малолеткой была. Шортики короткие нацепит — те, что прям в попу врезаются, все наружу, понимаете, — и дефилирует туда-сюда у меня перед глазами!

— И вы, конечно, не устояли! Да кто бы устоял — попа ведь, эка невидаль… Ничего, что ей семнадцати не было? Знаете, как такие вещи в Уголовном кодексе интерпретируются?

— У нас все было по согласию!

— Юля мертва, и доказать, что она спала с вами с удовольствием, будет затруднительно!

— Вы думаете, я ее насиловал?! Да вы представляете, какие очереди поклонниц выстраиваются у моей гримерки после каждого спектакля?

— Насколько мне известно, все ваши поклонницы пока что живы! Или нет?

— Да вы… да я… вы меня, что ли, подозреваете?

— Допускаю, что вы не убивали Юлю, но вам придется меня в этом убедить. Зачем она звонила вам в пять утра?

Адамчик беспомощно взглянул на адвоката в поисках поддержки, но та с интересом разглядывала свои ухоженные ногти — пожалуй, единственное во всем ее облике, что выглядело привлекательно. Тяжело вздохнув, артист заговорил, запинаясь на каждом слове:

— Я не знаю — может быть, хотела, чтобы я ее забрал…

— Откуда?

— Из клиники. Но я не уверен, — тут же добавил он.

— Почему?

— Потому что не снял трубку. Я лежал в постели с ее матерью, как бы я смог?!

— Ну да, вы дали девчонке денег, чтобы она избавилась от ребенка, и умыли руки?

Дамир с трудом сдерживался: подобное лицемерие и безразличие к судьбе маленькой девочки вызвало у него желание поколотить артиста. Поймав предупреждающий взгляд адвокатессы, он откинулся на спинку стула и попытался расслабиться.

— А что еще я мог сделать? — всплеснул руками артист. — Когда мы замутили с Юлькой, я думал, что с Анной все кончено! Мы не виделись несколько месяцев. А с Юлькой-то мы всего пару раз — ну как, как я мог предвидеть, что так получится?!

— Ну да, вы ведь не слыхали о презервативах, верно? — пожал плечами Дамир. — И о том, что спать с детьми противозаконно?

— Юлька была совсем взрослой! У нее была такая грудь… Вы вообще ее видели?

— Видел, на столе, в прозекторской. Честно говоря, никакой выдающейся груди не заметил — наверное, потому, что ко времени моего прихода патологоанатом успел провести вскрытие?

Адамчик побледнел и тяжело сглотнул: очевидно, описание Дамира вызвало у него тошноту.

— Анна… она позвонила, сказала, что хочет меня видеть. С Юлькой мы к тому времени уже пару месяцев не виделись. И вот, когда у нас с Анной все наладилось, Юлька вдруг приходит и сообщает, что беременна!

— Вы, позволю себе предположить, восторга по этому поводу не выразили?

— Да я был в ужасе! Как бы мы объяснили Анне?!

— Действительно! Вы сунули Юле бабки и отправили ее прямиком к мяснику?

— Она сама понимала, что беременность ей ни к селу ни городу — ей же в университет поступать, вся жизнь впереди!

— Да-да, именно — впереди. Была бы. Если бы не то, что вы с ней сотворили!

— Я?! Да я ее пальцем не тро…

— Ну да, ведь у вас алиби, — перебил Дамир. — Вы сказали, что в то время, когда Юля вам звонила, лежали в постели с ее матерью?

Адамчик снова судорожно сглотнул — Ахметов видел, как его адамово яблоко двинулось вверх и резко вниз — и кивнул.

— Нам придется это проверить, — продолжал Дамир, даже не пытаясь скрыть злорадства. — Сами понимаете, Анна обо всем узнает.

— Что?! Да нет… а вы не можете..?

— К сожалению, нет. Как вышло, что девочка-подросток провела ночь вне дома и мать не обеспокоилась?

— Юлька сама придумала легенду — сказала, что останется ночевать у подруги. Такое случалось и раньше, поэтому Анна ничего не заподозрила. Юлька провела бы ночь в больнице, а утром вернулась как ни в чем не бывало.

— Почему же она оказалась в парадной, вместо того чтобы приходить в себя после операции?

— Понятия не имею!

— Вы должны сказать, к какому гинекологу отвели Юлю.

— Да никуда я ее не отводил!

— То есть?

— Ну, нашел в Интернете несколько адресов с рекламой…

— Вы говорите мне, что девчонке, которая имела глупость от вас забеременеть, вы подсунули какого-то подпольного эскулапа из Интернета?!

Дамир едва сдерживался, чтобы не навешать мужику люлей на глазах у общественной защитницы. Он много чего насмотрелся в жизни, но такого цинизма, безразличия и трусости, соединенных в одном жалком человеке, не припоминал.