Дверь с той стороны - Владимир Михайлов

Все одновременно вздохнули: слова Нарева были логичны и ослепительны. А он не давал своим слушателям времени пережить все постепенно – он вел их дальше, дальше.

– Посмотрим теперь, что может помочь нам в тех условиях, в которых мы оказались. Земля не в силах решить основную задачу: вернуть нас в нормальное состояние так, чтобы при этом не нанести вреда никому другому. Очевидно, это под силу лишь более высокой цивилизации, которая, развиваясь, неизбежно преодолеет и этот научно-технический барьер. Итак, нам нужна высокоразвитая цивилизация. С другой же стороны, если это будет цивилизация, построенная на базе обычного вещества, то мы не сможем наладить с ней никаких контактов: с Землей у нас хоть общий язык и образ мышления, а там мы далеко не сразу начнем понимать друг друга, не вдруг сможем объяснить, в чем заключается наша нужда. По моим представлениям, это возможно лишь при личном контакте; но как раз с цивилизацией земного типа – я говорю о веществе – мы такого контакта не установим. Следовательно, нам нужна цивилизация, во-первых, высокоразвитая и, во-вторых, состоящая из антивещества. Явление, думается мне, необычайно редкое – нам ведь вообще неизвестны иные цивилизации. И вот есть основания полагать, что судьба подарила нам как раз то, в чем мы нуждаемся. Об антивеществе я уже сказал. А что касается уровня этой предполагаемой цивилизации, то вспомните, что нам еще не под силу направить движение нашего светила по своему желанию, превратить его во флагмана эскадры планет, пересекающих бесконечный мир. Они же, по-видимому, смогли сделать это!.. Вот что мне удалось найти, и над этим мне хотелось еще подумать, прежде чем призвать вас, – он сделал паузу, – лететь туда!

Несколько мгновений стояла тишина.

– Лететь туда… – прошептала актриса.

– Вы молодец, честное слово! – крикнул Истомин. – Нет, какой молодец! И молчали!

– Если бы удался другой вариант, – проговорил Нарев, – мои находки оказались бы ни к чему, а слава мне не нужна.

– Ведите нас! – вскричала актриса. – Мы следуем за вами!

Нарев поднялся и стоял, ожидая, пока все умолкнут.

– Корабль поведет капитан, – сказал он. – Но чтобы говорить с ним, я должен знать, что все вы согласны со мною и что каждое слово, которое я скажу ему, будет высказано от имени любого из вас. Могу ли я рассчитывать на это?

Возгласы «Да!» были ему ответом.

– В таком случае, – сказал Нарев, – я иду к нему сейчас же.

Выслушав Нарева, капитан несколько минут молчал, глядя на выключенный экран обзора. Глядел так внимательно, словно на диске уже полыхала обетованная звезда, окруженная роем цветущих планет.

– Мое мнение вас интересует? – спросил он наконец.

Нарев едва заметно улыбнулся:

– Может быть, вы – или кто-нибудь другой – смогли бы разубедить людей. Даже наверное. Но что вы предложите им взамен?

Капитан ответил не сразу:

– Взглянуть правде в глаза. Принять реальность такой, какова она есть.

Нарев кивнул.

– Так и думал, что вы это скажете. Ничего иного вам и не оставалось. Но истина, капитан… Порой это Медуза Горгона. Помните – из античной мифологии. Взглянувший на нее обращается в камень. И это в лучшем случае: камень сам по себе хоть не проявляет активности. Правда – яд: в малых дозах она лечит, в больших – может убить или свести с ума.

– А что вы скажете людям, когда внушенные вами надежды рухнут?

– Следовало бы сказать – если рухнут.

На этот раз улыбнулся капитан.

– Я говорю – когда рухнут. Что будет?

– Решение придет со временем.

– И вы будете швырять людей из надежды в надежду?

– Иначе, как они будут жить?

– А вы как?

– Я – другое дело. То, что нужно мне, я могу найти и тут.

– Странно – почему же вы тогда так спешили на Землю? Но, кажется, я понимаю. И, откровенно говоря, это мне не нравится.

– Ваши чувства, капитан – это ваше дело. У вас есть два пути. Или поддержать меня – и вывести корабль в район той звезды, о которой я говорил. Или выступить против меня. Но предупреждаю: вы проиграете, потому что я предлагаю надежду, а вам нечего дать взамен.

Наступила пауза. Одна и та же мысль мелькнула у обоих: почему собеседник не предложил обратиться к администратору, не прибегнул к его поддержке? По-видимому, потому, что каждый чувствовал уязвимость своей позиции и предпочитал защищать ее против равных сил противника.

– У меня мало времени, – сказал Нарев. – Я должен вернуться с ответом. Еще лучше будет, если вы сами скажете людям о вашем решении.

– К чему форсировать события?

– Или – или. Пожалуйста, можете размышлять в течение пяти минут. А можете и не делать этого: мне заранее ясен ход ваших мыслей и, если угодно, я расскажу вам, каким он будет.

– Интересно… Попытайтесь.

– Нет ничего легче. В конечном итоге вы согласитесь, хотя, в общем, мне и не верите. Рассуждать вы станете так: конечно, проще было бы отойти в сторону и предоставить этому авантюристу – вы ведь так обо мне думаете – самому подготовить свое падение. Но он – то есть я – человек решительный и до провала способен нанести немало вреда, потому что люди пока будут идти за ним. Таким образом, соглашаясь с ним, я смогу уберечь людей от многого. Правда, я стану почти coyчастником его авантюры, но ведь главное – не то, что обо мне подумают, главное – реальная польза. Вот примерно так вы станете думать, капитан, или, вернее, уже думаете. Я прав?

– Почему вы решили, будто для меня имеет значение, что станет с этими людьми и чего не станет? Разве я не могу махнуть рукой и сказать: они сами хотели этого!

– Не можете. Потому что вы такой, какой вы есть. Будь вы другим человеком – как знать, может быть, и я повел бы дело по-другому.

– Вы так хорошо изучили меня?

– Разве вас нужно изучать? Вы – раскрытая книга. Достаточно было одного вашего поступка… Ваша любовь – или как бы ни называть это – не была секретом ни для кого. И вы отказались от нее, чтобы предотвратить осложнения. Из этого можно сделать только один вывод: вы всегда будете ощущать свою ответственность за корабль и за всех, находящихся на нем. Вы – человек долга, вы – капитан. Поэтому, я могу разговаривать с вами совершенно открыто. Если вы теперь скажете, что я прав в вашей оценке – я буду считать, что мы достигли договоренности.

– Раз вы так хорошо меня знаете, – сказал Устюг после паузы, – то должны понимать, что никакой договоренности мы с вами не достигнем.

После разговора с капитаном у Нарева возникло ощущение, что он натолкнулся на запертую дверь. Дверь надо было отворить. Приходилось подбирать ключи. Логика не помогла – капитан и сам был рационалистом. Следовало попробовать другой ключ – эмоциональный.

Писателя Нарев нашел за делом. Истомин мрачно проглядывал какие-то листки и рвал их, отправляя в открытый приемник утилизатора. Он кивнул Нареву на диван и продолжал заниматься своим делом.