Ноль ноль ноль - Роберто Савьяно

Винченцо Барбьери, как и его компаньон – или бывший компаньон, – наладил бизнес с участием ближайшей родни и лично отобранных людей. Он хотел действовать с размахом и даже нанял агента в Колумбии, который впоследствии обзавелся семьей и открыл ресторан La Calabrisella. В департаменте Мета, куда переселились многие бывшие работники кокаиновых плантаций и “кухонь”, это словцо приобретает едкий саркастический оттенок, поскольку напоминает не только о народной песне, но и о выращенной в Калабрии марихуане. Тем не менее дела идут не так уж гладко. В сентябре 2010 года конфискуют четыреста килограммов кокаина прямо в Колумбии, в ноябре – уже целую тонну, прибывшую в порт Джойя-Тауро с партией тракторов. Барбьери, вместе с Фудули тестировавший новые способы маскировки груза, организует поставку из Бразилии еще тысячи двухсот килограммов чистейшего товара, закатанного в банки с консервированной сердцевиной пальмы. Этот контейнер арестуют в порту Ливорно 8 апреля 2011 года, уже после гибели покупателя.

Даже после своей смерти Бухгалтер ухитряется вызвать скандал невиданного размаха. Впервые его имя фигурирует во всей прессе и долго не исчезает, как это обычно бывает, в однообразной массе новостей о мафии. Окружное управление Катандзаро по борьбе с мафией открывает новое ответвление основного расследования – операцию “Взлет – Деньги”. Общественность узнает о нем 29 июля 2011 года. Как выясняется, в декабре 2010 года Винченцо Барбьери пригласил в Гранароло, в свой King Rose Hotel, директора одного из банков Сан-Марино и выдал ему две тележки из супермаркета, доверху наполненные банкнотами. Эти миллион триста тысяч евро в результате оказываются на счете, открытом на его имя в банке Credito Sammarinese, а вслед за ними аналогичная сумма поступает на счет его родственника при содействии некоторых важных лиц из Никотеры. Но это еще не все. Из-за кризиса банк переживает крупные проблемы с ликвидностью. Он выставляется на продажу за пятнадцать миллионов евро. Credito Sammarinese вступил в переговоры с бразильским банком, но, судя по всему, Бухгалтер взялся внести нужную сумму, что порождает предположения о возможной экспансии ндрангеты. При поддержке магистратуры Сан-Марино, помогающей в расследовании, прокуратура требует привлечь к ответственности бывшего директора банка Вальтера Вендемини, президента и основателя Лучо Амати, а потом и посредников из Калабрии и оставшихся в живых держателей счетов. В конце концов в Credito Sammarinese вводится внешнее управление.

Сообщение о подозрении в отмывании денег передано – но слишком поздно, 21 января 2011 года, когда прошло уже пять дней с очередного ареста Барбьери, санкционированного магистратами Катандзаро в рамках расследования “Взлет-3”. Вендемини признается в интервью, что испуга лея, услышав эту новость, и попытался как-то исправить положение. Видимо, в этот-то момент он наконец догадался прибегнуть к помощи интернета, потому что на телевидении он в свое оправдание говорит, что “Барбьери и его шайка уже управляли финансовыми потоками на международном уровне, в Новой Зеландии”.

На Барбьери напали незадолго до того, как он должен был вернуться в Болонью. По одной версии, он слишком далеко зашел в желании делать все по-своему, по другой – был виновен в том, что выставил на всеобщее обозрение структуры дерева, особенно клан Манкузо, который всплывал на страницах прессы всякий раз, как Бухгалтер оказывался в новостях. Возможно, верны оба предположения. Нашумевшая конфискация кокаина в Джойя-Тауро в ноябре 2010 года не могла не спровоцировать новые расследования, которые нарушили спокойный ход дел всей организации. Нельзя, впрочем, и исключать, что виной всему стали новости из Сан-Марино, дошедшие наконец до Калабрии – где счет на собственное имя в офшорном раю, расположенном всего в сотне километров от дома, восприняли как грубейший промах.

Описывая Винченцо Барбьери и Франческо Вентричи, пресса использовала весьма громкие слова: влиятельнейшие боссы, могущественные наркодельцы, опаснейшие преступники. Они и впрямь перевозили наркотиков тоннами. Но если вглядеться, они ничтожества. Ненасытные жулики, да еще и не шибко умные. Которых вокруг пальца обвела бывшая жертва. Они кажутся сильными только из-за своей жестокости и в первую очередь кокаина. Из-за кокаиновых денег, способных выкупить банк, раздавленный кризисом. Из-за кокаиновых денег, принявших вид сорока четырех грузовиков, способных заполнить товаром магазины транснациональной компании и принести многомиллионную прибыль. Отмыванием денег можно заработать, и очень хорошо. Вот так.

Печальнее всего, что посредственные делишки этой парочки заполнили собой целые страницы, вытеснив другие истории. Истории необычные и фантастические – взять, к примеру, того же Бруно Фудули. Когда операция “Взлет” становится достоянием общественности, в национальной прессе появляется лишь несколько туманных намеков на стукача в рядах мафии. Потом, годы спустя, еще пара строк в связи с сенсационными заявлениями, которые делает Обезьяна из американской тюрьмы. Больше ничего. Он невидимка. Невидимка, как почти все те, кто расплачивается молчанием за несколько слов, произнесенных во имя правосудия. Полный отрыв от корней – такую цену им приходится платить за оскорбление, которое они нанесли дереву, напоенному страхом и питающемуся грязными сделками. Эту цену платят они. Не другие. Не люди вроде Вентричи или Барбьери, которые садятся в тюрьму и выходят из нее, будто перенося в реальную жизнь правила игры в “Монополию”. А потом отбывают накопленные сроки дома – там, где они решили поселиться, где их окружают любовью и заботой, где они остаются частью общества. Там, где они могут по-прежнему заниматься легальными и нелегальными делами, распоряжаться накопленными богатствами – вкладывать их во что-нибудь или тратить на свои нужды и прихоти. Лишь киллерам и боссам, приговоренным к особому режиму или вынужденным совмещать руководство семейством с жизнью в бегах, живется хуже, чем тем, кто их выдал.

Но их хотя бы уважают.

Уважение. Это слово осквернено смыслом, который вкладывают в него мафиози по всему миру. Это им подражают самые опасные и жестокие банды молодежи. “Respeto!” – кричат в Центральной Америке бойцы мары[74], избивая до полусмерти новобранца. “Respect!” – скандируют толстые гангста-рэперы, увешанные золотыми цепями и окруженные стайкой девиц, которые призывно виляют бедрами. Уважуха, братан. Но как бы над этим словом ни измывались, как бы ни выставляли на посмешище, оно все равно обозначает что-то важное. Уверенность, что у тебя есть заслуженное по праву место в жизни и определенное положение среди других людей, и они всегда с тобой, где бы ты ни оказался. Даже в пустоте подземной норы или одиночной камеры.

Человек, встающий на сторону правосудия, зачастую лишается и этой уверенности. Что ему остается? Разве можно, выбрав свободу, оказаться в полном одиночестве? Поступить по справедливости – и расплачиваться за это несчастьем? Осведомители становятся невидимками. Тенями. Призраками Аверно[75]. Я часто думаю об этом, сводя в душе счеты с теми, кто ставит мне в вину жажду общественного внимания. Ничто не заменит потерянных друзей, городов, в которые больше не вернуться, ярких красок, вкусов, голосов, привычки свободно передвигаться, гулять, сидеть на парапете и смотреть на море, ощущать прикосновения ветра, запутавшегося в одежде. Общественное внимание может тяготить не меньше иной тюрьмы. Но и оно связано с уважением. Внимание напоминает тебе, что твое существование важно для других. Оно сообщает: ты существуешь.