Свой чужой - Алла Полански

— Почему ты покрывала её во всём? Ответь! — требовательно набросился на неё Кирилл, впившись холодным взглядом. — Кто тебе рассказал о Полине? Я тебе никогда не говорил о ней! Ну же?!

— Стёпа… — растерянно пробормотала она.

— Опять он! — прорычал Кирилл. — Собака… Что он наплёл о Полине?

— Когда Ксюша попросила меня помочь вернуть тебя — тогда, три года назад, я и не подозревала, что она была беременна не от тебя, — пожалуй, впервые смущаясь при сыне, пробурчала она. — Ты со мной практически не разговаривал и не делился тем, что происходит в твоей личной жизни. Откуда ж мне знать?.. Вот я и расспросила Стёпу. Он рассказал, что ты только начал встречаться с этой девушкой, что у вас всё несерьёзно и вообще, о каких нормальных отношениях может идти речь, если ты в одном городе, а она в другом.

— Чмо! — выругался Кирилл, сжав до хруста костяшек кулак. — И? Дальше что?

— Но я никогда бы не подумала, что ты сделаешь ей ребёнка, — закрыв глаза и сокрушенно покачав головой, поговорила Галина Николаевна. — Ты что, всё это время мотался к ней?

— Я бросил её, когда она была беременна, — виновато опустил голову Кирилл. — Она растила нашего сына одна. Работала, не спала ночами, сдавала сессии… А я… Я даже не подозревал об этом. Из кожи вон лез для той, которая наплевала в мою душу! И во всём этом виновата в том числе ты!

— Не говори так, Кирюша, — умоляя сына прекратить эту тираду, прошептала его мать. — Я хотела, чтобы у тебя была семья.

— А в итоге я повторил судьбу отца… Или нет? — закусив нижнюю губу до капли крови, он ударил кулаком в стоящий рядом шкаф.

— Что?.. — потерянно переспросила она, вытирая бумажной салфеткой мокрое от слёз лицо. — Я не понимаю, о чём ты…

— Всё ты понимаешь, мама, — твёрдым голосом сказал Кирилл, наблюдая за тем, как от состояния шока меняется её лицо. — И Ксения понимает. Один я не понимаю, почему все, кроме меня самого, знают, что я вам не родной сын.

В этот момент в комнате, наконец, раздался глухой голос отца Кирилла:

— Это было так давно, что мы сами теперь думаем, что всё произошедшее было неправдой.

Андрей Николаевич стоял в дверном проёме и не решался прервать серьёзный разговор между загнанной в западню матерью и воинственно настроенным сыном до тех пор, пока из уст Кирилла не было произнесено то, что давным-давно похоронено в их памяти.

Галина Николаевна испуганно замотала головой, давая понять, что её супругу не стоит говорить, что не следует. Её губы сложились в одну натянутую линию, обнажая зубы, и, казалось, хотели громко озвучить только одно: "Не-е-ет!!!". Однако Андрей Николаевич, будто не замечая жестикулирующей женщины, умиротворённо продолжил:

— Сын, я просто хочу, чтобы ты всегда помнил, что я и мама любим тебя и надеемся, что ты нас поймёшь.

Кирилл замер на месте, опустив вниз руки, на одной из которых сочилась кровь.

— Кирюша, у тебя же кровь! — запричитала его мать, отвлекая сейчас мужчин от самого важного, но Кирилл одним резким протестующим движением правой руки остановил Галину Николаевну, предупреждая, что сейчас он не намерен её слушать — на кону стояло уже слишком много.

— Наш сын родился в феврале, — набрав в лёгкие побольше воздуха, решился сказать правду отец, — Галя тогда ходила очень тяжёлой беременностью, и врачи долго не могли определить, почему наш ребенок так долго спит, не просыпаясь даже, чтобы поесть.

— Он всё время спал, — подхватила мать Кирилла, всхлипывая и пытаясь справиться со своими эмоциями, — и поначалу меня это совсем не беспокоило. Но однажды он не открыл глаза ни утром, ни днём, ни вечером, и тогда я забила тревогу. Он всё реже дышал. У него оказался серьёзный порок сердца, и врачи давали очень неутешительные прогнозы, предлагали мне оставить ребёнка в больнице, потому что он всё равно долго не проживёт — максимум пару дней. Я не знала, куда себя деть от горя. Сердце болело и кричало, просило о помощи, но никто не мог понять моих чувств. Только мать сможет это сделать!

В больнице в то время работала мать Ксении, Людмила. Она пошла на преступление, за которое её могли посадить на много лет. Простая медсестра из отделения отказников подменила моего больного ребёнка здоровым из брошенных малюток.

Галина Николаевна закрыла лицо ладонями и громко зарыдала, дрожа всем своим телом.

Кирилл окаменел. Лишь его скула дёрнулась, выдавая его истинное состояние — состояние полнейшего шока и потрясения. Он, медленно шевеля губами, выдавил из себя:

— Ты деспот…

— Сынок, послушай, когда я уезжала из больницы, то врачи в этот день констатировали смерь нашего настоящего ребёнка, нашего мальчика… Я взяла на себя большой грех, подменив детей, но если бы я этого не сделала, то ты бы сейчас, возможно, не имел родителей и вырос бы сиротой в детском доме.

— Ты знал обо всём этом? — Кирилл ошарашенно повернулся к отцу. — Ты знал, что она бросила своего ребёнка, потому что он оказался болен?

— Он не знал, — ответила за мужа Галина Николаевна. — Я сказала ему, когда он стал замечать, что ничего общего между нами нет — ты не был похож ни на одного из нас. Мне жаль… Я не знаю, правильно ли поступила, Бог мне судья… Но когда ты познакомил меня с матерью Ксении, то стало очевидно, что эта изменившаяся временем женщина во что бы то ни стало использует шанс получить свою долю благодарности. Она всё знает… Теперь и ты… Я не могла поступить иначе. Прости меня, если сможешь!.. Молю!..

— Ты чудовище! — закричал Кирилл. — Ты не способна любить! Не хочу больше здесь находиться. Мне противно…

Выхватив свою руку из цепкой ладони матери и бросив на столешницу ключи от их входной двери, он выбежал из родительской квартиры, громко хлопнув дверью.

«Лето безнадёжно испорчено», — с горечью подумала Полина и беспомощно обвела глазами заваленный бумагами рабочий стол Дмитрия. Её друг и начальник уже неделю лежал в больнице после той злополучной драки в ночном клубе. Несмотря на клятвы и заверения Таськи, что она не станет бегать ни за одним мужиком в мире, она всё-таки не смогла оставить любовь всей своей жизни на произвол судьбы и бегала каждый день в больницу ухаживать за Димой. Полина искренне надеялась, что Дмитрий наконец-то избавится от влечения к ней и по достоинству оценит подругу. Тася умела быть настойчивой. Полина это прекрасно знала и была полностью уверена, что Дима в скором времени поддастся её чарам.

«Мне эту гору и за две недели не разгрести! Зря отпустила Юлю», — мрачно подумала Полина, медленно перебирая кипы бумаг и заявки заказчиков.

Юлия, личный секретарь, ушла час назад. Полине было неудобно допоздна держать девушку в выходной день. Она на мгновение закрыла глаза и потёрла виски, ощущая, как усталость медленно охватывает её тело. Какой чёрт дернул её поднять трубку в субботу? Неужели она надеялась, что Дмитрий просто по-дружески позвонит ей? Но нет! Димка — неизлечимый трудоголик. Он звонил ей не как друг, а как непосредственный начальник и, загрузив кучей заданий, важно объявил, что до его выписки все дела перекладываются на её хрупкие женские плечи. Садист! Как будто у него мало подчиненных! И это при том, что Андрюшу совершенно некуда деть, а её мать до сих пор неохотно брала к себе внука.