Пойма - Джо Р. Лансдейл

— Вот ведь досада! Мне нравится Джейкоб. Очень импонирует.

— Это одна из причин, по которым мы сюда приехали. Пытаемся разобраться, кто же всё-таки совершил все эти убийства.

— Ну, мэм, да если б я только знал, уж молчать не стал бы!

— Это мы понимаем, — сказала бабушка. — Чего мы хотим узнать, так это знаете ли вы, какого рода человек за этим стоит.

— Я слышал, как вы говорили с папой, — вмешался я. — Сидел на крыше ледохранилища. Судя по тому, что вы ему рассказали, вы, по-моему, очень много в таких вещах понимаете.

— А я знал, что вы сидите там наверху. Как и твой папа. Не сразу заметил, конечно. Но постепенно всё с вами стало ясно.

— Надо было согнать мальчишек с крыши, — сказала миссис Тинн.

— Увидели, так увидели, — развёл руками доктор. — Тут уж ничего не попишешь. А что до этих убийств, в таких вещах никто толком не разбирается. Не возражаете против подобных разговоров, любовь моя?

— Сердце и желудок у меня для такого чересчур нежные, но любопытство крепче железа. Так что я, пожалуй, останусь.

— Ну что ж, — продолжал доктор, — вообще-то я ничего не знаю. Совсем ничего. Но иногда почитываю книжки и почерпнул оттуда пару дельных мыслей. Убийца подобного сорта — он ведь убивает не потому, что не желает платить ночной бабочке за сеанс, понимаете, что я имею в виду?

Бабушка кивнула.

Я задумался. Какая ещё ночная бабочка? Без понятия, о чём это они говорят.

— Ему нравится причинять людям боль. Как этому, как бишь его, маркизу де Саду. Сама мысль о том, что они страдают, доставляет ему удовольствие.

— Трудно такое представить, — проговорила бабушка. — Наверняка он этого и не хочет. Должно быть, просто тянет, и всё.

— Ваша правда. Тянет. Но я бы не сказал, что он не хочет. Ему это нравится.

— Вам это неизвестно, — возразила бабушка.

— Вы, мэм, спрашивали насчёт моего мнения. Ну вот я вам его и предоставил.

— Простите, доктор. Продолжайте, будьте любезны.

— Есть у меня дома книжка под названием «Psychopathia sexualis», написал её один парень по имени Рихард Крафт-Эбинг [3]. Она вызывает у меня

большой интерес, хотя, полагаю, и не вполне здоровый. Там много говорится про людей, которым нравится, когда их мучают…

— Они хотят испытывать боль? — удивилась бабушка.

— Да. Де Сад у себя в книгах этого тоже касался.

— Я такого не читала, — отрезала бабушка. — И сомневаюсь, захочется ли когда-нибудь ознакомиться.

— Вы наверняка правы, мэм. Значит, есть такие, а есть и те, кому нравится причинять боль. Причинение боли даёт им почувствовать власть над другим человеком, которой они обычно не имеют. Или, может быть, их просто привлекает сама идея власти.

— А эти женщины, — спросила бабушка, — они ведь проститутки?

— Похоже на то.

— Разве ему мало такого… управления?

— Так с ними ведь только по договорённости. А этому — ему полный контроль подавай. Есть ещё вероятность, что он испытал в жизни что-то плохое, увидел что-нибудь такое, что его взволновало. Захватило его разум, и вот теперь он чувствует, что без этого ему ну никак. Кого-нибудь другого это происшествие могло никак не затронуть, но по какой-то причине, по своей ли глубинной природе или из-за яркости и насыщенности полученного опыта, он переменился. И, в нашем случае, не в лучшую сторону. Есть ещё одна штука, про которую упоминается в этой книжке. Фетишизм.

— Чего? — не поняла бабушка.

— Навязчивая тяга к определённым предметам.

— Ну вот меня, скажем, навязчиво тянет к мятным леденцам, но я же не режу людей из-за этого!

Доктор Тинн улыбнулся.

— Фетиш — это как, допустим… одержимость обувью. Может, он выбирает только таких жертв, какие носят обувь определённого вида. Или какого-то конкретного фасона. А может быть, ему нравится вступать в сношение с женщиной, именно когда она обута особым образом.

— Как проститутка? — спросила бабушка.

Доктор кивнул.

— Может быть. Ещё, может, он любит оставлять себе на память о них какой-нибудь сувенирчик, который для него что-нибудь значит. Скажем, в молодости у него смешались понятия о половой близости и о боли. Такое бывает. Может, он сохраняет какую-нибудь их одежду или обувь после того, как убьёт. Может, потому что они цветные. А может, проституция просто-напросто делает их доступными, а так и нет никакой связи с их цветом кожи или способом заработка.

— Да, но одна жертва была белая, — вставил я.

— Вот за неё-то Моуза и повесили, — сказал доктор. — Я знал Моуза. Никакого касательства он ко всем этим делам не имел. Но многое делает его подходящей кандидатурой. Жил у реки. Держал лодку. Всё время ездил по реке вниз и вверх. Кошелёк нашёлся у него на столе. Ещё такой аргумент, что его жены и сына больше нет рядом, и никто не знает, куда они делись. И убийств больше не было. Только Моуз был слишком стар, и сил у него уже не хватало.

Кто бы это ни был, может, он делает так потому, что не одобряет поведение некоторых женщин.

Считает, видать, будто любая женщина, которая ему отдаётся или хотя бы может отдаться, не достойна жить на земле. Хочет пользоваться женской благосклонностью, но как только воспользуется, партнёрша уже теряет для него всю возвышенность. Всё, больше она не Дева Мария. Или, в случае с проститутками, ненавидит их с самого начала, за сам род занятий.

— А то, как он их связывет, — спрашивала бабушка дальше, — что-нибудь в книге об этом есть? Можно из этого что-нибудь вывести?

— Тут мы снова возвращаемся к фетишам. Бондаж. Власть. Унижение. По моим догадкам, ему это всё по нраву. Это может быть кто-то, кто умеет ловко обращаться с верёвками. Вы ведь в курсе, что ваш папа привозил мне на осмотр мёртвую белую женщину? Тогда-то он, правда, ещё не знал, что она окажется белой. Знаете?

— Да, сэр, — сказал я.

— На ней такие были узлы, какими пользуются на лесопилках, когда нет цепей. Приходится применять верёвки. Мелкая работа. Но это мало о чём говорит. В нашем округе, да и не только тут, чуть ли не каждый мужчина как-нибудь да связан с обработкой дерева. Я видел, как такие же узлы плетут, когда связывают забитых свиней для переноски. А похожими, только в меньшем размере, закрепляют крючки на леске. Я и сам такие вязал. В своё время каждый умел завязать хороший узел.

— Если это не Моуз, а о новых убийствах до сих пор не слыхать, думаете, этот тип куда-то перебрался? — спросила бабушка.