Бандиты, баксы и я - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько минут его машина влилась в густой потоктранспорта на Большом проспекте.
Неожиданно во внутреннем кармане его плаща зазвонил сотовыйтелефон.
Евгений Иванович поднес трубку к уху:
— Парамонов слушает.
— Евгений Иванович? — раздался в трубкеудивительно знакомый голос. — Я тут у Вахромеева в больнице был, так онвам привет передает…
— Кто это? — удивленно спросил Парамонов. —Кто это говорит?
— А еще я на Южном кладбище недавно побывал, —продолжал тот же голос, — так там вам тоже многие кланяются и надеются наскорую встречу…
— Кто это говорит?! — В голосе Парамоноваудивленное раздражение постепенно переходило в ужас.
Кажется, он узнал этот голос, но такого не могло, просто немогло быть, ведь он собственными глазами видел взрыв.
— Кто говорит? — переспросил голос втрубке. — Говорит служба ремонта. Заказ, на ремонт автомата А-16 принят.Посылочку вскройте, пожалуйста.
Парамонов, мгновенно покрывшись испариной, придерживая однойрукой руль, пальцами другой руки содрал упаковочную бумагу с финской посылки… Унего на коленях оказался плоский чемоданчик красно-коричневой кожи с тисненымизображением ганноверской ратуши и какой-то немецкой фразой крупногоготического помола.
Тот самый чемоданчик, который он оставил в камере храненияВитебского вокзала с маленьким сюрпризом для своего специалиста… И ведь онсвоими глазами видел, как тот сел с этим чемоданчиком в «Жигули» и минутуспустя взлетел на воздух.
Евгений Иванович выпустил руль и схватился за ручку дверцы,чтобы выбросить из машины страшную посылку, но он не успел этого сделать.
Чемоданчик взорвался, разметав в огненном вихре новенький«мерседес» и новоиспеченного исполняющего обязанности начальника управленияЕвгения Ивановича Парамонова.
— Ни фига себе! — Я, разинув рот, смотрела, какпарамоновская машина, точнее то, что от нее осталось, огненным дождем сыплетсяна асфальт Большого проспекта.
Мой немногословный партнер вывернул руль, — уводя белую«ауди» в сторону Пушкарской.
— Сейчас сюда милиции понаедет… — пояснил он. — Анам с ними встречаться ни к чему, машина в угоне, да и вообще… Полюбовались нафейерверк, и будет. Ты, кстати, тоже свой маскарадный костюм сними, от грехаподальше.
Я сняла платиновый парик, очки, черный плащ и затолкала всеэто в большой полиэтиленовый пакет. Потом стащила ужасно неудобные сапоги и соблегчением переобулась в кроссовки. От вульгарной долговязой финки не осталосьи следа.
Проезжая мимо мусорного контейнера, попросила притормозить иизбавилась от пакета с одеждой. Вот повезет какому-то бомжу!
Наша машина оставила позади Петроградскую сторону и выехалана Васильевский остров. Чтобы хоть как-то нарушить молчание, я спросила:
— А чей труп показали тогда по телевизору вместо моего?Я так тебя и не спросила.
В ответ он пожал плечами:
— Нашел в морге рыжую девушку помоложе… Наверное,жертва ДТП. Лицо ухе было сильно обезображено. Первый раз в моей практике такое— трупы из морга воровать.
— Бр-р! — Я брезгливо передернулась. — Вот вморге небось удивились! Кому мог понадобиться труп? Маньяку какому-нибудь илисекте сатанистов…
— Теперь ты можешь обо всем этом забыть, — онговорил медленно и негромко, не глядя на меня, — за всей этой историейстоял Парамонов. Он погиб только что на наших глазах, так что все кончилось.
— Но ведь он тоже видел, как ты взорвался?.. Как тебе,кстати, это удалось?
— Очень просто, — он усмехнулся. — Парамоновположил чемоданчик в камеру хранения заранее и код мне сообщил до того, какувидел по телевизору подтверждение твоей смерти. В общем, его можно понять: счего бы вдруг такой профессионал, как я, — при этих словах в голосе егопрозвучала гордость, — с чего бы профессионал оставил тебя в живых?
— Действительно, с чего бы? — произнесла явполголоса.
— Поэтому я поехал на вокзал заранее, как раз в товремя, когда он должен был смотреть телевизор, нанял там бомжа, чтобы он достализ камеры чемоданчик, на всякий случай, если у Парамонова там был приготовленкакой-нибудь сюрприз…
— Бомж низенький такой, с рыжей бороденкой? —заинтересовалась я.
— Ну да, — покосился он на меня удивленно, —а что? А откуда ты знаешь?
— Да нет, не важно, продолжай.
— Чемоданчик, как я и думал, был заминирован. Я егообезвредил и до условленного часа спрятал там же, на вокзале, у того же бомжа.У него там есть свои лазейки и тайники. Потом заминировал свою машину, а ещеодну — угнанную, как эта, — он обвел взглядом салон «ауди», —поставил рядом со своей. В назначенное Парамоновым время забрал у бомжачемоданчик, вышел с ним из здания вокзала, сел в свою машину через правуюдверь, а потом, пригнувшись, через левую выбрался и пересел во вторую. Сразувключил дистанционный взрыватель, и пока все глазели на взрыв — и Парамонов втом числе, я уверен, — поскорей уехал оттуда. А чемоданчик зановозаминировал — только не на открывание, как Парамонов, а на дистанционноевключение, от звонка по сотовому телефону, и передал сегодня Парамонову,точнее, ты передала.
— Спасибо за подробный рассказ.
— Учти на будущее, — улыбнулся он и на миг оторвалвзгляд от дороги, — вдруг пригодится?
Я промолчала.
— Тебя где высадить? У метро?
Я согласилась, и когда машина остановилась, повернулась ксвоему спутнику:
— Прощай, вряд ли мы встретимся.
— Не жалеешь, что отказалась от моего предложения?
— Нет, не жалею, — твердо ответила я, — у насдороги разные.
Я постояла на ступеньках станции метро, глядя вслед белоймашине. Вот теперь действительно в этой истории можно поставить точку. Никтобольше не угрожает моей жизни, я свободна, у меня есть время и деньги.
Что ж, нужно заниматься устройством своей жизни и заботитьсяо родителях. Это мой долг. Машину, что ли, купить, чтобы их на дачу возить, ато лето не за горами, и снова отец будет таскать на себе сумки с урожаем.
Нужно будет этим заняться в самое ближайшее время. Ипоисками работы. В общем, снова начинаются скучные будни, но я почему-то думалаоб этом без обычной тоски.
Нужно немножко передохнуть от стресса, о здоровье подумать,нервы расшатанные укрепить. Это потом я поскучаю, уютно так, перед телевизором,в халате…
Дверь мне открыл отец. Был он свежевыбрит, в белой рубашке.Я разинула рот от удивления, но он не дал мне и слова сказать.