Выжившие - Кевин Уигналл

– Я пришла за тобой, Том, но за ним не пойду.

Парень улыбнулся, но потом озадаченно покачал головой, гадая, либо Джоэль хочет отстать, либо планирует удержать их от отплытия до захода солнца. Что бы там он ни задумал, это уже начинало злить.

Он быстро пошел вдоль пляжа – собака бежала следом за ним – и догнал Джоэля на вершине обрыва, когда тот направлялся в тень деревьев.

– Эй!

Тот остановился и нехотя обернулся.

– Я хочу пописать. Или на это мне тоже нужно спрашивать у тебя разрешения?

– Если это все, что тебе нужно, тогда иди, я подожду.

Джоэль искоса посмотрел на него.

– Ты идешь с нами, Джоэль, даже если мне придется привязать тебя к плоту.

– Думаешь, ты такой большой герой, да?

У Тома не было настроения тешить травмированное эго Джоэля.

– Просто полей цветы, и пойдем отсюда.

– Я могу потерпеть, – решил Джоэль, спрыгнул с берега и пошел к плотам. Том тоже спрыгнул и погладил собаку по голове, а затем пошел следом.

Через пятнадцать минут они снова двинулись по реке. Сначала атмосфера казалась натянутой и напряженной, люди старались делать вид, что никакого спора не было. Только Джоэль сидел молча, с каменным выражением лица, на корме первого плота. Но потом все действительно позабыли о нем, и разговоры стали более раскованными. Река оставалась широкой и спокойной. Берега, покрытые буйной растительностью, нависающей над водой, выглядели еще более непроходимыми, чем прежде. Расстояние до берега было довольно большое, поэтому собака выглядела расслабленной и редко лаяла или рычала.

Барни продолжал строить носилки для Ника, используя каркасы рюкзаков, а другие старались ему помочь. И даже после ребята продолжали наблюдать, как парень работает, завороженные его мастерством.

Прошел час; видя, что темнота вот-вот наступит, Элис распределила оставшиеся снэки, и все поели. Том поделился своей долей с собакой, и остальные на плоту сделали то же самое.

Впервые с момента, как они покинули берег, Джоэль подал голос:

– Наша последняя еда, и вы скармливаете ее собаке.

Никто не ответил.

– Мы даже не дали тебе имя, правда? – улыбнулась Элис. – Как мы ее назовем? Том, как ты думаешь?

– Думаю, нужно какое-нибудь испанское имя.

– Как будет «собака» по-испански? – спросила Эмма.

– Перро, – после некоторого молчания ответил Джоэль.

– Перро, – повторил Том.

Собака сразу же навострила уши и посмотрела на парня, заставив остальных рассмеяться. Через несколько минут они начали называть животное этим самым простым испанским словом, и пес официально стал Перро.

Плоты продолжали плыть, и через полчаса в воздухе повисло напряжение, словно джунгли замерли в ожидании. Темнота обрушилась на них с привычной молниеносной скоростью, схлопнув окружающий мир до рафтов, в которых они сидели.

Подростки не знали, насколько хватит оставшихся сигнальных фаеров, поэтому решили использовать по одному – кто-то позади двух гребцов размахивал им туда-сюда. Свет иногда прорезал глубину джунглей, поэтому они были уверены только в том, что оставались на воде.

Невозможно было оценить скорость их продвижения. Шум джунглей и мягкий плеск весел стали постоянными и однообразными, создавая иллюзию того, что они просто зависли в ночи.

Те, кто не греб и не держал факел, спали, то и дело просыпаясь. Том не уснул. Он заступил на дежурство с фаером, потом сменил гребцов на несколько часов. Концентрация и нарастающая мышечная усталость помогали не думать о голоде. Он не мог даже вспомнить, когда последний раз спал.

Наконец он услышал, как кто-то подошел сзади, и из темноты раздался спокойный голос Сандипа.

– Том, позволь тебя сменить. Ты уже много часов здесь.

– Я в порядке, – отмахнулся тот.

– Даже если и так, поспи немного. Позволь мне дежурить.

Том передал ему весло, потом наощупь пробрался на то место, где до этого сидел Сандип.

Уснул он быстро, но практически сразу же пришли сны, спутанные и рваные. Парень стоял на коленях, держа самодельное копье. На него падало тело, и Том колотил по нему, чувствуя сопротивление хрящей и костей, слыша все это, но взглянув вверх, увидел лицо молодого охранника, а не пожилого мужчины. Его подсознание перескочило на другую картинку – вот он в сарае, с ракетницей в руках, тянет спусковой крючок, но Элис тоже там – просит остановиться, и ему не ясно, почему. Потом ракетница взрывается в сарае и попадает в живот Крису, который свисает с потолка на веревках.

Том проснулся в ужасе, все тело дрожало, сердце бешено колотилось. Он снова успокоился, когда вспомнил, где находится; увидел свет фонарика, услышал плеск весел.

Его дыхание выровнялось, и послышался мягкий голос Элис:

– Ты в порядке?

Она сидела рядом, и Том не знал, была ли девушка здесь все это время или подошла только что.

– Я в норме.

– Ты проснулся так резко. Видел плохой сон?

– Да, я видел сон. Все вперемешку, но… он определенно был плохим.

– О том, что случилось на кокаиновой фабрике?

– Да.

Элис ничего не ответила, но Том почувствовал, что она взяла его руку в свою и сжала ее. Это было достаточным ответом. И он был безумно благодарен ей за такой человеческий жест.

Девушка не выпускала его руку из своих и через некоторое время сказала:

– Я всегда рядом, если ты хочешь поговорить об этом, но если не хочешь, это тоже нормально.

– Не о чем особо разговаривать. Но я продолжаю думать о том парне, который охранял их…

– Я тоже думаю о нем. Он выглядел немногим старше нас.

Том кивнул, хотя они и не могли видеть друг друга в темноте. Так или иначе он был доволен, что их мысли совпадают.

– Я уверен, что он бы убил нас, уверен, что любой из них это сделал бы, но все равно не очень помогает.

– Нет. – Опять пауза, и потом она произнесла: – Мне просто ненавистна сама мысль о том, что могло бы случиться, если бы ты не сделал того, что сделал.

Том вспомнил Криса и Джоэля, привязанных к той балке, кровоподтек под глазом Криса, голый торс и порванную футболку Джоэля, выражение глаз людей, которых он убил.

– Да… – Это было все, что он произнес, и никто из них больше не говорил ничего какое-то время.

Наконец Элис прошептала:

– Ты должен постараться снова уснуть. Я буду рядом.

Он знал, что девушка имеет в виду – что она будет держать его руку, словно оберегая от дурных снов, которые могут опять начать мучить его.