Ведьмина звезда. Дракон Памяти - Елизавета Дворецкая

Фьялли оказались наполовину перебиты еще до того, как осознали свое положение. Схватка получилась стремительной и неравной. Квиттам казалось, что это сон: оружие в руках было легче деревянного, но разило насмерть; каждый меч, копье или секира по чьей-то злой воле стали как живые – они сами стремились вперед, сами находили уязвимое место у противника и наносили мгновенный смертельный удар, а руки владельцев лишь следовали за ними, как привязанные. Мысль о пощаде для врага не успевала даже прийти в голову: каждая схватка бывала закончена в несколько ударов, и кровожадные клинки, озаренные голубым призрачным светом, уже несли квиттов снова в бой, сами выискивали в мелькании тел нового противника. И, когда фьялли внезапно кончились, квитты какое-то время недоуменно метались по площадке, не сразу поняв, что убивать больше некого.

Сразу стало тихо, и тишина показалась оглушающей. Квитты оглядывались друг на друга, держа в опущенных руках оружие; на клинках голубыми отблесками играл свет призрачной звезды, а потеки крови казались совсем черными. Каждый ощущал себя внезапно разбуженным и плохо понимал, что происходит.

– Ты отдашь всех убитых мне, Бергвид сын Стюрмира! – зазвучал из темноты, откуда-то сверху, с обрыва, ясный и пугающий голос. В нем слышалось дикое ликование, и от него пробирала дрожь, как будто чьи-то ледяные тонкие пальцы проникают под кожу и щекочут прямо спинные позвонки. – Ты обещал! Ты отдаешь всех убитых мне, духу Медного Леса, а я и впредь дам тебе такую силу, что всякая твоя битва будет так же легка, как и эта! Ты обещал мне!

– Да, да! – крикнул Бергвид, выступая из толпы и подняв лицо к голубой ведьминой звезде над обрывом. На его лицо тоже падал голубоватый отсвет. – Я клянусь! – Он взмахнул мечом, и несколько кровавых брызг сорвалось с клинка и взлетело в воздух. – Я, Бергвид сын Стюрмира, клянусь: всех убитых мной фьяллей я отдаю тебе, дух корней и камней, дух Медного Леса! Я обещаю служить тебе и принимаю твою помощь! Пусть будет так, как ты говоришь! Пусть свершится наша общая месть!

Голос засмеялся, волны голубого света заколебались, как холодная вода. Сияние сжалось, внутри голубой звезды стала видна маленькая фигурка Дагейды. Призрачный свет обрамлял ее, и сейчас она казалась бесплотной, как настоящий дух.

– Ты умеешь держать обещания, Бергвид сын Стюрмира! – крикнула она. – И я умею держать свои! Мы отомстим им всем! Отомстим! За твоего отца и моего отца, за твою мать и мою мать, которая сама себя у меня отняла! Я помогу тебе отомстить так, что о нашей мести веками будут рассказывать саги!

Дагейда смеялась, а голубоватое сияние постепенно меркло и наконец совсем растаяло во тьме над каменистым обрывом. На берегу стало почти темно, только угли от полузатоптанного костра смотрели с земли, как жадно горящие глаза дракона. Квитты бросились раздувать их, подложили еще топлива: вдруг показалось жутко оставаться с мертвецами в полной темноте.

Берег снова осветился, на этот раз простым пламенем костра. Обмениваясь невнятными восклицаниями, квитты разбрелись по площадке. Ни одного раненого или хотя бы умирающего среди фьяллей не нашлось: все были мертвы.

– Никогда такого не видел, а ведь двадцать лет воюю! – бормотали в полутьме. – Чтоб всех – сколько их тут, человек сорок?

– Да нет, все полсотни будет!

– Хринг, дай факел! Куда я свой щит уронил, тролли разглядят! Слышишь! Факел дай!

– Чтобы вот так разом всех – и наповал! Как Тор молотом прибил!

– Слушай, а они не оживут потом? Кого нечисть убила, всегда оживают!

– Фроди, ты где? Ты хоть цел?

– Поцелее тебя буду! Иди сюда! Я чего нашел!

– Ведьмы тоже! Это ведьма нам помогла!

– Ты слушай, Арне, я и замахиваться-то еще не хотел, а копье как живое само летит, я чуть руку не вывихнул!

– А то! И у меня так же!

– Она наши клинки оживила!

– Ты гляди, они на нас-то не набросятся?

– Эти мертвецы, я скажу, все равно что волками разорванные или утопнувшие: спокойно лежать не будут!

– Да уж, здешний народ теперь будет призраков сетью ловить вместо селедки! Кому только такая дрянь нужна!

– Пойдемте-ка к кораблям! Оддбьёрн хёльд, ты как смотришь?

– Ты смотри, какая гривна! Похоже, это ихний вожак!

Яльгейр Одноухий выпрямился, держа в руке серебряную гривну с тяжелой подвеской в виде молота посередине.

– Гляди, ребята! – радостно восклицал он, потряхивая блестящей гривной. – Вот это добыча! Да тут марки две будет, не вру! Гляди сам, Ульв! Оддбьёрн! Иди погляди! И как он только таскал такую тяжесть! Ничего, я тоже выдержу!

И он надел гривну себе на шею, повернулся под одобрительный и нервный смех, показывая добычу.

– Не трогай! – К нему шагнул Халльгард сын Халльгрима. – Не имеешь права! – гневно крикнул он. – Добыча общая, мы все вместе бились! Сначала надо все собрать и разделить по справедливсти! На каждую дружину по числу людей! Вон, Хагир с другими так делил добычу у граннов!

– При чем тут гранны? – не понял Яльгейр. – Наша добыча, как хочу, так и делю! Тут вон теперь всего сколько!

– Ты его сам убил? – не отставал Халльгрим. – Нет! Мои люди его убили! Это моя добыча!

– Твои люди! Да что я сдох! – возмутился Яльгейр. – Твоих людей тут на перестрел не было, тут были мои! Это все наше!

– Не имеешь права! Все должно быть поделено! Сними сейчас же!

– А ты кто такой мне приказывать! Думаешь, я очень испугался! Найди сам чего-нибудь, тогда и кричи!

– Я уже нашел! – крикнул Халльгард и вдруг бросился на Яльгейра с тем же мечом, который после битвы еще не убрал в ножны.

У Яльгейра тоже был в руке меч, и он успел отбить удар; несколько выпадов стремительно мелькнуло один за другим, беспорядочный железный звон разлетелся по темной площадке, и не все еще успели заметить и подбежать, как один из противников упал.

Яльгейр остался стоять, с гривной на шее и мечом в опущенной руке. Недоуменными глазами он смотрел на тело, лежащее в двух шагах перед ним. И все вокруг молчали, не понимая, явь это или продолжение тяжелого, душного сна.

– Чтоб я сдох! – невнятно выдохнул Яльгейр и медленно опустился на колени.

Меч он положил на землю и приподнял голову Халльгарда. Тот содрогался и издавал невнятное хрипенье, с живым человеческим голосом уже ничего общего не имеющее. Из широченной раны на шее черной рекой лилась кровь, она залила колени Яльгейра, мигом очернила ему руки, и он растерянно поднял ладонь, как будто впервые видел что-то подобное.

– Насмерть! – бросил кто-то из толпы хирдманов. Все дружины стояли вперемешку, и даже люди Халльгарда смотрели неподвижно, растерянные и непонимающие.

– Ох! – только и сумел выдохнуть Яльгейр.

Он был как берсерк, что в приступе безумия сокрушил целую усадьбу, а потом вдруг очнулся и смотрит в ужасе, не веря, что сделал все это сам. Он стянул с шеи гривну, и она упала на песок, а Яльгейр уронил голову и обхватил ее грязными ладонями.