Зимние призраки - Дэн Симмонс

Интересно, что сейчас делают Энн и девочки? В канун Рождества?

Дейл сердито отгоняет от себя непрошеную мысль.

Мишель снова на ногах, улыбается, ее алые губы влажно блестят. Там, где был ее рот, теперь обе ее руки, они скользят вверх-вниз по влажному стержню его члена. Она шепчет:

– А ты не поможешь мне раздеться?

Неуклюже, буквально вибрируя от возбуждения, пока ее холодные пальцы трогают его, Дейл стягивает с нее юбку и отбрасывает ее. Она временно ослабляет хватку и выходит из туфель, когда он стаскивает с нее белые трусики. Дейл замечает, что рыжие волосы у нее на лобке выбриты узкой вертикальной полосой, он видел подобные «прически» в журналах и в кино, но ни разу – в реальной жизни. Вдруг его осеняет, что Мишель Стефф-ни должна знать все голливудские штучки по части тайных удовольствий, сексуальные приемы, которые и не снились женщинам Мизулы, штат Монтана. В нормальной ситуации эта мысль вызвала бы у него улыбку, но сейчас, когда она стоит перед ним, голая, если не считать лифчика, с чуть расставленными ногами, с бледно-розовыми губами вульвы, влажно поблескивающей в свете свечей, он не в силах улыбнуться.

Она заводит руки за спину и сбрасывает лифчик. Груди у нее огромные, бледные, округлые, с розовыми сосками. Они упругие и твердые, словно груди какой-нибудь семнадцатилетней девчонки.

Подделка. Они уже не настоящие.

Дейл отгоняет эту мысль, смотрит, как она в последний раз сжимает его член, снова оборачивается к пуховому одеялу и залезает под покрывало. Кровать скрипит. Подушек на ней нет. Она немного приподнимает левую ногу, опираясь на правый локоть. Дейл не помнит, чтобы когда-нибудь ощущал такое возбуждение, даже с Клэр.

– Так ты идешь? – спрашивает Мишель, поднимая одеяло выше приглашающим жестом.

Дейл вдруг чувствует дуновение холодного воздуха, словно некое чужое присутствие вошло в комнату через незримую дверь в стене. Он поворачивается, вздрогнув, но видит лишь свою нелепую тень с торчащим членом, запечатленную на выцветших обоях.

– Дейл? – она шепчет мягко, но настойчиво. Он снова поворачивается к ней, видит пляшущие в

ее глазах отражения свечей. Соски у нее затвердели. Это неправильно, Дейл.

– Это неправильно, – говорит Дейл.

– О чем это ты? – Она тянется к его руке, но он отдергивает ее. Ее холодные пальцы приближаются к головке его члена. – Вот он не считает, что это неправильно, – говорит она тихонько, улыбаясь ему в свете свечей. Пламя колышется, словно от слабого сквозняка.

Дейл делает шаг назад, не понимая собственной реакции, ощущая бесконечное сожаление оттого, что ее пальцы соскальзывают с горячей головки члена.

Этого не может произойти, Дейл.

– Этого не будет, – тускло произносит он.

Ему кажется, что пол в комнате поднимается и падает, качается, словно палуба корабля в штормовую ночь.

Мишель убирает руку, садится на постели, поднимает другую бледную руку, обхватывает ею полные груди и приподнимает их. Ее покрытые лаком ногти сверкают, когда она принимается играть со своими сосками.

– Иди сюда, – шепчет она.

Дейл с трудом заставляет себя отвернуться. Его тень похожа на тень горбуна, урода из цирка, она колышется и пляшет в бешено дергающемся пламени свечей. Воздух внезапно леденеет. Он видит, как его дыхание вырывается облачками тумана, ощущает мощный запах замороженной плесени. Он больше не смотрит на кровать.

Fato profugus.

– Бегущий от судьбы, – выдыхает Дейл, понятия не имея, почему произносит эти слова.

– Дейл…

Эта хриплая мольба, немногим больше, чем просто вздох, раздается у него за спиной, когда он подхватывает свои вещи, роняет левый ботинок, снова поднимает его и, оставив на полу носки, с грохотом скатывается по лестнице.

Мишель стояла, полностью одетая и напряженная, в дверях кухни. Она не глядела на него.

– Прости меня… я сам не понимаю… – Дейл замолк. – Прости, – повторил он еще раз.

Она только покачала головой и натянула пальто.

– Тут осталась еда… – сказал Дейл, оборачиваясь к кухонному столу.

– Оставь себе, – сказала Мишель. – Попробуешь пирог.

Она отперла и открыла дверь, так и не повернувшись к нему. Она ни разу не посмотрела ему в лицо с того момента, как полностью одетая и бледная спустилась по лестнице.

Он протянул к ней руку, дотронулся через пальто до ее плеча, но она сбросила его ладонь.

– Прости, – снова повторил он, хотя сам слышал, насколько глупо звучит это слово. – Может быть, в другой раз… в другой день…

Мишель засмеялась. Звук получился неприятно странный: гулкий, какой-то гортанный, вовсе не женский. Она шагнула в темноту.

– Погоди, я возьму фонарик, – сказал Дейл.

Он схватил со стола фонарик и поспешил к двери, чтобы помочь ей пройти по замершему двору до машины.

Черные псы тенями выдвинулись из темноты, три собаки набросились на Мишель, две кинулись к Дей-лу, когда он вышел на бетонное крыльцо. Собаки были гигантские, больше, чем вообще могут быть собаки. Их глаза были ярко-желтыми, их зубы сверкали белым в свете, падающем из кухонной двери. Дейл успел только схватить фонарик на манер дубинки, осветить шакальи глаза ближайшего к нему пса, и тут обе собаки опрокинули его на спину, он ударился головой о дверь кухни, фонарик отлетел куда-то за пределы крыльца и светил теперь в пустоту.

Мишель один раз закричала. В просвете между черными телами он успел разглядеть ее перекатывающуюся рыжую голову. Те три пса, которые катили ее, казались еще больше и злее. Их рычание и лай далеко разносились в ночи.

В почти бессознательном состоянии, с кровоточащей раной на голове, Дейл выкатился из-под лап одного черного пса и попытался встать на ноги. Второй пес толкнул его сзади, и Дейл полетел головой вперед на мерзлую землю, чувствуя, что задыхается. Черные псы терзали и раздирали Мишель в каких-то двадцати шагах от него.

Дейл брыкнул ногой, ощутил, как его ботинок тяжело ударил по ребрам собаки, которая взвыла прямо у него над ухом, с трудом встал на колени и пополз к тому месту, где три самых крупных пса раздирали на части Мишель.

Оба зверя вились вокруг него, их пасти, их глаза, горящие желтым светом, были у него над головой. Одна собака щелкнула зубами над его плечом, вцепилась в спортивную кожаную куртку и потащила, отчего он упал с колен лицом прямо в замерзшую грязь. Дейл закрыл руками голову, когда оба пса стянули с него куртку и принялись трепать, зажав с двух сторон. Их слюна брызгала ему на волосы и одну щеку. Он перекатился на спину, сжимая руки в кулаки.

– Мишель! – закричал он.

Никакого ответа, только ворчание и рык.

Более крупный из двух псов, который сбил его с ног, перепрыгнул через Дейла, второй черный пес ворчал где-то над и позади него. Дейл заколотил в черную грудь стоящего над ним зверя, который еще и опустил на него лапу, тяжелую, будто из свинца. Дыхание пса разило серой, к которой примешивался отвратительный запах гниения.