Закон маузера - Валерий Большаков

Уже рассвело, когда 1-й батальон дроздовцев стал сгружаться на полустанке под Харьковом. Затянулось наступление. Чуть ли не месяц белые шли с боями, пока не вышли к харьковским окраинам.

Холодные туманы прятали белые хаты и плетни, паровозные свистки доносились глухо.

Котов закинул на плечо ремень ППТ и спрыгнул на щебенистый откос.

— Стройся! — раздался зычный голос Семёна Лучникова.

Степан мельком оглядел себя — сапоги начищены, пряжка сияет, шинель, гребнистая «каска Адриана»… Хоть щас в бой.

Круглые часы на крохотном дощатом вокзальчике показывали ровно шесть.

Полковник Туркул снял фуражку, перекрестился. И отдал приказ наступать.

Множество подвод уже ждало бойцов 3-го генерала Дроздовского полка, но Сорока послал свой взвод садиться в грузовики — машинам он доверял больше.

На «Руссо-Балте» — пятитонке, «обутой» в непривычно широкие шины, напяленные на стальные, а не деревянные колёса, тента не было, да оно и к лучшему.

Утро прохладное, а так хоть солнышко согреет. И видимость лучше.

Неподалёку ординарец Макаренко подвёл полковнику Туркулу его Гальку, молодую гнедую кобылу с белыми «чулочками» на нервных ногах, и Антон Васильевич запрыгнул в седло.

— По машинам! Шереметев, тебе что, особое приглашение нужно?

— Никак нет! — пропыхтел Граф, взбираясь на высокий борт «балта».

Степан поглядел — капитан Иванов уже гарцевал на очередной коняке, страшненькой кляче, и стукнул по кабине.

— Трогай!

Заворчав мотором, грузовик покатился.

Проезжая мимо командира, Котов услыхал ответ Иванова на весёлые замечания офицеров касаемо статей коня:

— Я быстгых коней не люблю, я не кавалегия-с. Я пехотный офицег!

Грузовые «балты» и «бенцы» ехали неторопливо, дабы не слишком обгонять тачанки.

Поодаль серой ставшей на колёсные пары крепостью двигался бронепоезд «Иоанн Калита». Впереди, по разбитому тракту, наступала вторая рота.

Внезапно за тополями у дороги застучал частый огонь. Грузовики остановились.

Рядом с «балтом» очутился полковник Туркул верхом на Гальке, танцевавшей на месте.

— Капитан Иванов! Наступать на противника правее тополей!

Показался раненый пулемётчик второй роты, поручик Гамалея, с ППТ через плечо. Рукав его кожаной куртки был разрезан, бинты сочились кровью.

— Наседают, и довольно круто, господин полковник! — Гамалея расплылся в улыбке и тут же скривился от боли.

— Четвёгтая гота!

Бойцы тут же посыпались с машин, стали сбегаться, строиться, громко перекликаясь.

— Гота! Шагом магш!

А стрельба ведётся всё пуще, словно обе противоборствующие стороны решили сжечь побольше патронов.

Прискакал полковник Туркул и наорал на капитана Иванова:

— Какого чёрта вы прёте так медленно?!

— Это не я пгу медленно, — ответил командир четвёртой роты, оттягивая поводья своего одра, живо заинтересовавшегося Галькой, — это втогая гота медленно пгёт впегеди меня…

— Чёрта лысого там вторая рота! Там большевики!

— Большевики?

Произошло неприятное — четвёртая рота наступала в затылок второй, а вышла прямо на красных! Вот они, саженей за полтораста.

Такое случается в манёвренной войне, «слоёный пирог» выходит — красная цепь втянулась между второй и четвёртой ротами.

Бойцы РККА открыли беспорядочную стрельбу, с фланга захлестал пулемёт. Дроздовцы срывали с плеч ручные ружья-пулемёты (уже заходило в народе лаконичное «автомат») и отвечали короткими очередями.

— Четвёгтая гота, с Богом, в атаку!

Котов, стреляя экономно, перебежал под защиту могучих тополей. Взвод почесал следом.

Цепи красных таяли под автоматическим огнём, а после и пушки капитана Гулевича заговорили, выкашивая неприятеля шрапнелью.