Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган

– О чем ты собирался со мной говорить? – Я снова пошла в атаку через несколько секунд, которые понадобились мне, чтобы успокоиться.

Он неохотно улыбнулся.

– Надеюсь, ты не рассердишься, что я прекратил страдания Шарля, который только что был здесь. Бедняга почти боялся поздороваться со мной, ну, я и сообщил ему, что ты становишься хозяйкой этого места.

Я тоже встала, хотя у меня подгибались ноги.

– Ой… Значит, это все-таки правда?

Его лицо разгладилось, похоже, ситуация забавляла его.

– Да! Сегодня днем я снова поеду к нотариусу, чтобы ускорить дело.

– Уже?

– Я тебе говорил, что не стоит тянуть… и я по-прежнему так считаю, с каждой минутой мне даже хочется этого больше и больше, вопреки всему, что из этого вытекает.

Можно не уточнять. На моем прекрасном будущем расплылась жирная клякса – это будущее омрачалось его отъездом. Вот она, причина грусти: мое владение «Дачей» и его отъезд неразрывно связаны. Я решила, что неразумно следовать за переменами в настроении и предаваться печалям, застыв посреди двора.

– Извини, мне нужно к Шарли.

Я отступила на несколько шагов, но продолжала смотреть на него: он был огорчен. Я развернулась и убежала на кухню. Он не попытался меня догнать.

Я толкнула тяжелую дверь и проникла в логово своего лучшего друга.

– И что теперь, я должен называть тебя хозяйкой? – воскликнул Шарли.

– Не болтай глупости!

– Я так рад за тебя, ты заслужила. Но, не стану скрывать, я рад и за нас. Подозреваю, что ты не выставишь нас за дверь!

– Вы с Амели нужны мне, вы же всегда будете здесь? Не уйдете?

– Конечно нет! Мы вместе пришли, Эрмина, вместе и уйдем!

Я взволнованно обняла его:

– Спасибо, Шарли.

Дрожащий голос выдал меня.

– Да в чем дело?

– О, так много всего… Я все же побаиваюсь, что не справлюсь… и еще…

– Еще Василий? – спросил он шепотом, как будто опасаясь моей реакции.

– Да…

– Я уверен, что в конце концов у вас с ним все будет хорошо.

Я отпустила Шарли и нашла в себе силы улыбнуться ему. Не стану я отравлять его радость, такую понятную, естественную, которую я должна была бы полностью разделить с ним. Почему все так странно складывается?

– Ты прав! За работу!

– Слушаю и повинуюсь!

Я заставила себя засмеяться и сбежала с кухни.

Василия я нашла у бассейна, и мы, оба одинаково истерзанные, долго молчали, стоя рядом. А потом взялись за работу. Все утро нам было трудно разговаривать. Наш обмен обрывочными репликами касался только конкретных деловых вопросов. Чувствительных тем мы избегали. Его отъезд. Мы. Как и в дни, предшествовавшие большому летнему празднику, он курсировал между своей сингапурской работой в кабинете и управлением «Дачей» бок о бок со мной. Мне хотелось надавить на него, пусть скажет, что у него на душе, что он скрывает. Я сердилась, но не могла не наблюдать за ним исподтишка, и пока он был здесь, я наслаждалась его присутствием.

Ему доставляло удовольствие заниматься делами «Дачи». Почему он предпочел расстаться с родительской гостиницей? Он говорил, что она у меня в крови, но я не одна такая. У него она тоже в крови. Я это видела, видела собственными глазами с первой минуты его возвращения. «Дача» так же делала его счастливым, как и меня, он был здесь у себя дома. Все подталкивало его к тому, чтобы остаться, больше не уезжать. Целиком поглощенная новостью, которую услышала вчера вечером, и ее гипотетическими последствиями, я не успела задуматься о том, что такое для Василия продажа мне «Дачи». И дело не в том, что он отдавал ее именно мне, а в самом расставании с ней. Это означало потерю того, что связывало его с родителями, с сестрой, с прежней жизнью, со своей историей. Зачем такие крайние меры? Даже если он уедет, я могла бы и дальше управлять отелем для него, мне не нужно было становиться владелицей, он мог сохранить «Дачу» за собой, а заодно и связь со своей землей и корнями, раз уж ему посчастливилось их иметь. Но нет, он предпочел перерезать пуповину, соединявшую его с этим местом, к которому он был накрепко привязан несмотря на более чем двадцатилетнее отсутствие.

Около часа дня я услышала во дворе голоса Алекса и Роми. Я велела им прийти на террасу ресторана к обеду. Их пунктуальность или, вернее, их желудки, изнывавшие от голода, развеселили меня. Я взяла с собой мобильный телефон ресепшена и вышла к ним во двор. Отсутствие рядом со мной Василия явно не обрадовало дочку. Увидев, что я одна, она уперла руки в бока и нахмурилась:

– А Вася не будет с нами есть?

– Не знаю, сбегай предложи ему, если хочешь. Он в кабинете.

Она испарилась, не дав мне времени передумать, а через несколько минут победоносно вернулась, таща Василия за собой.

– Твоя дочка была настойчивой.

– Правильно сделала.

Он сбежал по ступенькам крыльца, Роми отпустила его и помчалась вперед, а он дотронулся ладонью до моей спины и наклонился ко мне:

– Прости, что мучаю тебя.

– Давай радоваться украденным минутам.

За весь обед я не проронила ни слова, потому что разговор шел на русском. Я не обижалась, поскольку даже Алекс преодолел свое недоверие к Василию и разговаривал на Машином языке, причем отлично, судя по восхищенной реакции собеседников. Я наслаждалась, слушая язык, говорить на котором не умела, но который давно полюбила: мне нравились его интонации и звучание, напоминавшие о Маше, а теперь еще навсегда связанные с Василием. Я смотрела на них троих, точнее, я пожирала их глазами. Хотела запечатлеть эту картину в памяти, в сердце. Привязанность моих детей к Джо и Маше с легкостью распространилась и на Василия, словно он был их частью – что, кстати, чистая правда. Комок стоял у меня в горле весь обед. Сидевший рядом Василий наверняка это заметил. Он несколько раз нарушал границы, которые сам для нас установил, и гладил под столом мою ногу – его жест был одновременно подбадривающим и властным. Я трепетала и пребывала в смятении.

А потом нам подали кофе, и тут Василий понял, что опаздывает.

– Надо идти, нотариус уже давно ждет меня.

– Тогда поторопись.

– Мы увидимся сегодня вечером? – Вопрос прозвучал почти робко.

Я ответила улыбкой и прочла на его лице облегчение. Он быстро вышел из-за стола и направился в кабинет за сумкой. В тот момент, когда он выбежал из отеля, я сообразила, что он, скорее всего, уже не встретится с детьми.

– Алекс, Роми, попрощайтесь с Василием. Его, возможно, еще не будет, когда вы уедете.

Мы все быстро вскочили, и я позвала его, когда он уже садился в машину Джо. Мы помчались к нему, он улыбался, наша бегущая троица его забавляла. А я в полной мере проживала эту утопическую сцену, которая, однако, оставляла на сердце рубцы.