#бабодурское - Ляля Брынза

Бежим? Да! Бежим. Африка ждет.

* * *

И в день Х, когда по всем прикидкам надо было уходить, когда я рассчитал маршрут до морского порта, а там надо было просто забраться на нужное судно и плыть в Африку… когда я предварительно поел, попил и попрощался мысленно с дрессировщиком, когда я вечером во время представления уселся в угол и стал ждать того, другого, тигра…

В тот день произошло вот что.

Проходя мимо моей клетки, ОН — тот, другой, тигр — действительно открыл засов. То есть я громко зарычал, отвлекая внимание на себя, а он лапой сбил щеколду. Щелк…

А потом я уже ночью вышел, и такой подхожу к нему, мол, давай, друг. Пошли. Пора! А он так лапы виновато разводит в стороны, потом поднимается на задние ноги и снимает с себя Костюм Тигра. А там под костюмом человечек. Тощенький такой, бородатенький. Плюгавенький. Тьфу. На один укус.

Это такой, короче, был бездомный актер, который притворился тигром, чтобы ему было где жить.

И ему абсолютно не нужна была моя Африка. Ему нормально было в клетке и в цирке. Даже хорошо.

Знаете, какая обида меня взяла.

Я полгода, выходит, распинался, делился с ним мечтой, про жирафов стихи ему читал, а он…

Нет. Не убил я его. Хотя очень хотелось. Но не убил. В конце концов, он же мне клетку открыл и никому из цирковых не рассказал, что я валю.

* * *

И вот я, короче, бегу по мокрому пирсу, лапы у меня большие, полосатые, без когтей… и там впереди стоит белый лайнер, а на нем написано «Африка», а мне до слез того дурака жалко бородатого, который мог бы… Мог бы. Мог бы со мной бегать по саванне.

И вовсе не надо для этого быть тигром физически, вон я тоже недотигр со своими глупыми лапами. Достаточно быть тигром внутри.

В общем. Каждый сам себе тигр. Уехал я. Уплыл. А он остался. Так, наверное, и прыгает с тумбы на тумбу. Алле — гоп!

Дурак какой.

На осликовой голове блестел плюмаж. Мне пришлось минуты три думать, чтобы вспомнить название этой штуковины, похожей на метелочку, которой наша домработница Люся стирает пыль. Серебряный, пушистый и очень красивый плюмаж покачивался вперед-назад и шуршал.

— Ты кто? — спросил я, понимая, что туплю, и что, во-первых, цирковой осел на ночном зимнем проспекте — нонсенс, а, во-вторых, говорить с ним уж совсем ни в какие ворота не лезет.

— Ослик, — ответил ослик, а я вытаращил глаза и глубоко втянул в себя литров пять студеного московского воздуха.

— А что ты тут делаешь? — На самом деле продолжать беседу с собственным глюком (а в том, что это именно глюк, сомневаться не приходилось — дурь у Греки всегда была забористой) не хотелось, но уж больно грустно он ответил… Протяжно так: «ооослик».

Ну и пусть, подумал я. Ну и пусть глюк, зато какой забавный. Протянул руку, почесал ослика за ушами, дотронулся до прохладного ослиного лба, нащупал ремешки, которыми крепился этот дурацкий плюмаж.

— А я Семен Арсенович, как-то так, — представился я ослику и даже щеголевато пристукнул каблуком ботинка о тротуар. — Что дальше?

Ослик оглядел меня сверху донизу — до самых неаккуратно завязанных шнурков, и пожал плечами. То есть, конечно, ослик ничем таким не пожимал, но выражение морды у него было именно плечепожимательным.

— Вообще-то я по делам гарцевал, пока вы меня не остановили. Но… — тут ослик еще раз пожал плечами и задумался. — Но раз уж мы познакомились, то тогда… Не могли бы вы стать моим укротителем?

— Да легко! — обрадовался я. С самого детства я мечтал стать чьим-нибудь укротителем, а тут — такая возможность. Я возбудился и даже стал чуть подпрыгивать на месте. — Что требуется делать? Я готов! Как очаровательно: все эти костюмы, обтягивающие трико, зарубежные гастроли, афиши, поклонники! На арене знаменитый дрессировщик Семен… Кстати, надо бы придумать громкое имя.

— Главное, помнить следующее. — Ослик укоризненно взглянул на меня и начал ходить туда-сюда по тротуару. Тень, похожая на силуэт единорога, металась вслед за ним неприкаянной тварью. — Следующее… Мы в ответе за тех, кого укротили. Помнить, главное, и ничего не бояться.

На долю секунды мне почудилось, что что-то похожее я уже слышал, но тут ослик неожиданно прыгнул в мою сторону и пребольно лягнул меня в ягодицу.

— Ты что? — заорал я. — С ума сошел? Мы так не договаривались.

— Договаривались! — Ослик уверенно наступил золоченым копытцем мне на ногу. — Сейчас я веду себя как настоящий неукрощенный осел, а ты обязан меня укротить. Для начала возьми вооон ту палку и тресни меня хорошенько по спине.

Обернувшись, я заметил прислоненную к стене магазина лопату. Ярко-желтая ручка походила на рычаг фантастического космолета. На ощупь ручка оказалась прохладной и приятной.

— Вдарь! Не трусь! — Ослик гарцевал по брусчатке, помахивая плюмажем и противно скалясь. Зубы у него были крепкими и ровными.

Я перехватил черенок поудобнее и замахнулся было, но тут в мозгу у меня, точно в кассовом аппарате, затрещало, защелкало, забликовало циферками, и вспомнились общество защиты животных, бабушка — учительница ботаники, книжки про зверушек, а также песенка из пионерского детства про «не дразните собак». Лопата безвольно упала в снег, я безвольно присел рядом.

— Не могу. Не приучен обижать братьев меньших.

— Чушь! — Зубы у ослика оказались еще и острыми. Куртка не выдержала и треснула. На запястье появились синяки, отчетливо повторяющие контур ослиных резцов. — Лупи давай! Или никакой ты не укротитель, а так… Придурок укуренный.

Я не мог. Нет. Не подумайте чего… Но я действительно не мог взять и прям вот так ударить ослика. Уж очень он был милый: весь такой ухоженный, гладкий, и этот серебристый плюмаж, и копытца в краске, и грустные глаза. Такой мультяшный совсем ослик. И даже порванный рукав, и синяки на боку, и обжеванный шарф никак не могли повлиять на мою осликолюбивость.

— Послушай, а это обязательно? Вот Дуров, к примеру… наидобрейший дедушка Дуров… Он обходился без этих садистских штучек. Может, как-нибудь морковкой? А? — Робкая надежда в моем голосе заставила его на секунду оторваться от окончательного растаптывания моей обуви.

— Никак! Это когда было-то? Сейчас метод пряника не работает. Уж поверь мне. Короче, либо ты меня укрощаешь, как положено, либо я ушел.

Честно! Мне действительно хотелось работать в цирке укротителем ослика. Мне даже почудилось, что это все вовсе не глюк, а чудо. Шанс. Шанс, который вдруг вышел мне навстречу, шурша плюмажем. Шанс изменить все на свете, стать наконец-то тем, чем я жаждал быть всю жизнь с самого-самого сопливого детства. Любопытно, что и ослик ждал. Топтался на моем левом ботинке и ждал, что вот-вот и я решусь. Не знаю, зачем ему это все требовалось: может, он был извращенцем, или, пока я занимался своими взрослыми делами, что-то сильно изменилось в мире цирковых осликов. Не знаю.