Синьора да Винчи - Робин Максвелл

— О маэстро, вы делаете нам честь своим посещением, — восхищенно покачал головой юноша, — все вы…

— Не позволяйте ему расписываться, — Боттичелли шутливо ткнул Леонардо в плечо. — Он еще несмышленыш.

— Может, я и несмышленыш, — парировал тот, нанося приятелю воображаемый удар под дых, — зато я знаю кое-какой толк в перспективе.

Художники одобрительно зарокотали, уже предвкушая свое любимое времяпрепровождение — словесный поединок.

— Вы видели деревья в его «Рождении Венеры»? — поинтересовался Леонардо. — Они же плоские, как камбалы!

— А тот пушистый идиотик, которого да Винчи намалевал в «Товии и ангеле», до того бесплотен, что просвечивает насквозь! — ядовито улыбнулся Боттичелли.

«Ух ты!», «Вот так отбрил!», «Будет вам, нашли развлечение!» — послышались примирительные беззлобные восклицания.

— А твой ангел в «Благовещении» будто гонит Деву Марию прочь из комнаты! Она даже, судя по ее виду, готова в отчаянии выброситься из окна! — в явном запале выкрикнул Леонардо.

— Не слишком ли ты разошелся, огарок? — вмешался Филиппо Липпи. — На моего ученика руку поднял!

— Вообще-то на моего, — возразил Верроккьо, схватив Боттичелли за руку и перетягивая его на свою сторону.

Все засмеялись. Подошла очередь Леонардо расписываться в журнале. Он склонился над столом, следя с улыбкой, как я достаю из поясного кошеля тридцать два сольдо и подаю их регистратору.

— Всем бы иметь такого дядюшку, как Катон, — без тени шутки сказал Антонио Поллайуоло.

Все присутствующие вслух согласились с этим.

— Его отец мог бы и прийти, — вдруг вымолвил Верроккьо. — Стыдно так поступать.

— Ничего страшного, Андреа, — заверил Леонардо. — Я не хочу, чтобы он своей постной рожей испортил нам это радостное событие. — И так лучезарно улыбнулся, что я готова была поверить ему.

«Только мать да еще кто-нибудь, кого Пьеро да Винчи в жизни обидел не на шутку, способны разглядеть в глазах его сына проблеск неизбывной боли», — подумала я про себя.

— Неужели я пропустил всю потеху?

Все обернулись к двери. Едва успев ворваться в зал, Джулиано де Медичи зашагал прямиком к скамейке с графином.

— Отчего вы не пьете? — жизнерадостно осведомился он и тут же налил себе вина.

— Тебя ждали, — пояснил Боттичелли.

Все столпились вокруг Джулиано, принимая от него наполненные кубки. Де Медичи метнул в сторону Леонардо плутоватый взгляд.

— Мне тут выболтали одну прелестную тайну, — сообщил он всей компании.

— Ну так доверь ее нам, — предложил Верроккьо.

Меня не переставало удивлять, до чего мужчины горазды посплетничать, хотя всегда обвиняют в этом грехе женщин.

— Пусть Леонардо подойдет поближе, — позвал Джулиано, — ему так лучше будет слышно. К тому же, — будто бы спохватился он, — речь как раз о нем.

Леонардо разом утратил осанистость и стал похож на черепаху, ретирующуюся под свой панцирь. Однако друзья не пощадили его и вытолкнули в середину кружка.

— Вы видели портрет юной Джиневры Бенчи? — коварно осведомился Джулиано.

— Не такая уж она юная, — заметил Боттичелли, — ей давно стукнуло пятнадцать.

Леонардо взглядом молил его о пощаде.

— Хороший портрет, — отозвался Антонио Поллайуоло. — Думаю, на сегодня лучший у Леонардо.

— Ничего удивительного, — продолжал Джулиано, игнорируя молчаливую отчаянную просьбу Леонардо. — Он с ней знаком весьма накоротке.

Послышались бравурные восклицания, нарочито возмущенные и оскорбленные.

— Поосторожнее, Леонардо, — посоветовал Филиппо Липпи. — У нее богатенький муж.

Леонардо покрылся густым предательским румянцем.

— И любовник, — добавил Боттичелли. — Друг Силио Фичино, Бернардо Бемби.

— Джиневра и Бемби любят друг друга платонически! — выпалил Леонардо и тут же пристыженно смолк, поняв, что выдал себя с головой.

Все тоже молчали, не находя слов. Я и сама стояла как огорошенная, но в хорошем смысле. Оказалось, у моего сына роман с женщиной! И пусть его выбор небезупречен, учитывая высокий ранг ее мужа и скандальность ее любовной связи с Бемби, зато возлюбленная Леонардо — не проститутка и… не юноша!

— Скажите-ка мне вы все, — призвал приятелей Леонардо, явно желая перевести огонь на кого-нибудь другого, — разве сам Джулиано не ведет себя возмутительно, если его любовница… — он выдержал театральную паузу, — забеременела от него?!

Все снова заулюлюкали и засвистели. Уличенный Джулиано скорчил Леонардо гадкую мину, нимало, впрочем, не огорчившись разоблачению.

— За счастливого папашу! — выкрикнул Боттичелли и поднял бокал, глядя на Джулиано.

Леонардо улыбался во весь рот своей крошечной победе.

— За Леонардо! — поднял и за него бокал Сандро. — Да не угробят его два обманутых ревнивца!

Все засмеялись и присоединились к тосту, воскликнув в унисон:

— За Леонардо! За его здоровье!

— «Серебряная вода», — предложил Лоренцо.

— «Священная вода», — возразил ему Силио Фичино.

— Изначальное название меркурия, — назидательно провозгласил Пико делла Мирандола, — «лунная вода».

— «Молоко коровы-чернушки», — снова подсказал Лоренцо.

— Никогда о таком не слышал, — признался Веспасиано Бистиччи, пододвигая к свету угольную горелку, установленную под трубчатым стеклом-керотакисом.[22]

— Обождите! — велела я.

Еще раз для верности заглянув в манускрипт, которому на вид было не меньше тысячи лет, я подошла к аппарату, размещенному на подставке посреди моей алхимической лаборатории, и насыпала щепоть металлического порошка на предметное стекло. За окном была глухая ночь, а в гостях у меня тайно собрались друзья, ведущие двойную жизнь. Я дала Пико знак, и он быстро закрыл верхнее выводное отверстие трубки прочным полусферическим колпачком.

— «Драконово семя», — не унимался Лоренцо. — Это название, безусловно, самое поэтичное.

— «Драконова желчь» лучше передает свойства Меркурия, — не согласился Пико.

— Зависит и от дракона, — подковырнул их Бистиччи.

Все рассмеялись. Книготорговец разжег огонь в горелке. Мы сгрудились вокруг керотакиса и принялись молча выжидать. Пять пар пытливых глаз неотрывно следили за стеклянным цилиндром, на дне которого скопилась ртуть.

От нагревания металл начал пузыриться. Фичино била нервная дрожь. В мансардном этаже установилась гробовая тишина, не нарушаемая даже дыханием. Неожиданно серебристая субстанция полностью испарилась, и дно стеклянной трубки опустело. Мы не могли проникнуть взглядом под непрозрачную верхнюю крышку, но знали — вернее, надеялись, — что пары ртути воздействуют на металлический порошок.