Стань моей судьбой - Элизабет Бойл

«Пойдем со мной, Гусси. Проведи ночь в моих объятиях».

Она отмахивалась от этих мыслей, но было почти невозможно прогнать их, она все еще чувствовала прикосновение его руки, когда они передавали друг другу бумаги.

Порой она ловила на себе его взгляд. Клифтон присматривался к ней. Изучал.

Как-то получилось, что за этот вечер они поменялись ролями. Собирая улики и сравнивая документы, обличающие Страута, Люси поняла, что они достигли соглашения, своего рода перемирия.

Но что это могло означать?

«Ничего! — предостерегла она себя. — Совершенно ничего».

Так что он хотел сказать?

Она не имела ни малейшего представления и лишь смотрела ему вслед, когда он исчезал из виду на темных улицах Лондона.

Люси, да еще в ее костюме, и Томасу Уильяму ни к чему было разгуливать по улицам. И Томас Уильям наконец нашел извозчика, который согласился отвезти их в Мейфэр, но, чтобы уговорить его, потребовались все имеющиеся у Люси монеты.

Когда они прибыли, дом на Брук-стрит был тихим и темным, Минерва и Элинор еще не возвратились от Грессингемов. Люси облегченно вздохнула.

Она быстро пробралась в дом.

Во всяком случае, так ей казалось, когда она в одиночестве шла по пустым коридорам; Томас Уильям отправился в свою комнату.

Люси вошла в свою спальню, погруженную в тень. Как ни странно, темнота ее всегда успокаивала.

Прислонившись спиной к двери, она дала волю мыслям, которые всю дорогу домой гнала прочь. Мыслям о том, как ее тело страстно желает прикосновений Клифтона, его поцелуев. Как жаждет она вновь пережить ту давнюю ночь в Хэмпстеде.

Еще одну ночь с графом… а потом она исчезнет вместе с Микки и своими домочадцами, и Клифтон сможет заняться поисками будущей графини. Умнее не придумаешь.

— Что, черт возьми, ты хотел сказать мне, Гилби? — прошептала она в ночь.

— Почему бы прямо не спросить меня об этом? — послышалось в ответ.

Чиркнула спичка. В свете крошечного пламени она увидела, как граф зажег одинокую свечу и, задув спичку, бросил ее в камин.

Даже в скудном свете Люси видела, что он собирался спросить там, в переулке позади дома Страута.

И ее ответ… о, она знала его.

Она, как спичка, готова вспыхнуть огнем, не хватало лишь малого, чтобы поджечь ее.

Одного поцелуя.

Люси молча пересекла комнату и бросилась в объятия Клифтона.

И вновь вспыхнула страсть, которую она считала навсегда потерянной.

Клифтон ожидал вспышки другого рода.

Но этой — Люси, его Люси, в его объятиях, нетерпеливо ищет губами его губы! — было для него достаточно.

По крайней мере пока.

Он не настолько глуп, чтобы думать, будто все недоразумения и нарушенные обещания так легко исправить.

И все же эта вероломная женщина в его руках. Ее капитуляция, ее пыл вновь пробудили его.

Дело не в том, как его тело отвечало ей — он уже отвердел и потерял здравомыслие, — казалось, чтото, что он считал давно потерянным, возродилось к жизни.

И он точно знал, что это.

Его сердце. Ведь он никогда не переставал любить Люси. Не мог ее забыть. Это и есть любовь. Нечто неподвластное разуму, за пределами гнева и горя, с которыми он жил все эти годы.

Это был бальзам на его раны и свет его жизни.

Она возрождала его к жизни, как никто другой.

Его скандальная, замечательная Люси.

Люси почувствовала, как что-то в нем изменилось. Как будто сначала он колебался, но внезапно стал слишком нетерпеливым и жадным.

Его руки вытащили из бриджей ее сорочку и нетерпеливо бродили под муслином, касаясь ее, требуя ее. Прижимая ее к себе все крепче и крепче.

Но этого ему было мало.

Он сдернул с нее рубашку, отлетевшие пуговки посыпались на пол. В какой-то миг Люси с ужасом вспомнила о спрятанном завещании Малкома. Усилием воли она сдержалась, и когда сверток оказался на полу, отодвинула его подальше.

За рубашкой последовали бриджи, она осталась лишь в сорочке и панталонах, но ненадолго. Как только она оказалась нагой, Клифтон подхватил ее и усадил на туалетный столик, смахнув с него гребень и щетки.

Люси таяла в его сильных руках. Он брал ее, не спрашивая… не моля о позволении.

Клифтон делал что хотел. А хотел он ее.

Люси обхватила ногами его бедра и потянула к себе.

Его тугое мужское естество напряглось под бриджами из оленьей кожи, и Люси тянула его все ближе, чтобы почувствовать его всего. Ее тело пылало, стремясь к нему, желая того, что мог дать ей.

Наклонившись, он взял в рот ее сосок и посасывал. Жаркие волны желания захлестывали ее.

Люси выгнулась назад и, схватив его за бедра, тащила к себе.

Те давние времена — не важно, сколько прошло с тех пор, когда он любил ее, — вернулись к ней, как будто это было только вчера.

Столкнув ее ноги со своих бедер, Клифтон отодвинулся, и Люси застонала, потеряв прижатый к ней твердый соблазнительный жезл.

— Ш-ш-ш… Гусси, ты весь дом перебудишь, — поддразнил он ее.

Люси не видела в этом ничего смешного.

— Я хочу тебя, Гилби!

Клифтон, улыбнувшись, наклонился и дал ей то, что она хотела.

Его руки поймали ее бедра и распахнули их, он прошелся языком по складкам ее женского естества.

Люси громко стонала.

— Милая, да ты весь Мейфэр разбудишь.

— Я буду тихо, — едва выговорила она. — Но, Гилби… черт возьми… сделай это снова.

Он снова прошелся языком дразнящими движениями, а потом посасывал набухшее потайное местечко.

Тело Люси ожило. Как же она могла забыть эту пульсирующую, опасную жажду?! Ей хотелось кричать и разбудить весь Лондон.

«Возьми меня. Пожалуйста, возьми меня. Дай мне…»

Она взлетела на вершину блаженства.

— О да, Гилби! Да!! Да!!! — Она цеплялась за его плечи, едва сознавая, что уже оказалась в кровати, пока Клифтон не накрыл ее своим жарким телом во всем великолепии наготы, его твердое мужское естество проталкивалось между ее все еще дрожащими бедрами.

Люси знала, что первая вспышка страсти, все еще державшая ее в сладком рабстве, — это только начало. О, как ее тело жаждало большего!

Зная, что означает это «большее», она открылась ему, позволяя ему заполнить ее, взять ее одним сильным толчком.

Теперь настала очередь Люси улыбаться: Клифтон громко застонал. Еще мгновение — и он тоже взлетит на вершину блаженства.