Своя-чужая жизнь, или Верни мою любовь - Алена Винтер

Подъехав к дому Субботиной, он долгое время не решался выйти из машины и подняться наверх. А потом, набравшись смелости, он увидел выбежавшую из подъезда Анну. Она быстро села в машину и, не заметив его, выехала со двора. Рэм направился за ней. Именно в тот момент он почувствовал, как его душу начинает медленно затапливать ярость. Рэм догадался, что Анна спешит к любовнику, о котором так нагло и жестоко сообщила ему Вероника. Впрочем, он попытался успокоиться, подумав, что Анна собирается встретиться с сестрой. Возможно, это она срочно вызывала Анну, чтобы рассказать ей о том, какое отношение имеет Рэм к трагедии, произошедшей на острове. Если бы это предположение оказалось верным, он непременно помешал бы их встрече. Все подтвердилось, когда машина Анны свернула на улицу, где когда-то жила Вероника, будучи женой Германа Юманова. Рэм хорошо помнил этот дом и номер квартиры, так как не раз бывал там, когда Юманов отсутствовал, и забирал с собой Веронику, если ее одолевала скука от общения с престарелым мужем и она желала развлечься с молодым любовником.

Подъехать к дому одновременно с Анной, чтобы перехватить ее, ему не удалось. Рэм со страхом посмотрел на машину, одиноко стоявшую у подъезда, и перевел взгляд на окна квартиры. К его радости, в них не было света, и это говорило о том, что визит Анны был неожиданностью для хозяев. И в эту минуту Рэм вспомнил, что Вероника уже не живет здесь! Она занимает квартиру Влада Романова, а в этой проживает сын Германа Юманова. Мысль о том, что Кирилл и является тем самым любовником, о котором говорила ему Вероника, раскаленным железом прожгла все его внутренности. Он не мог пошевелиться, настолько разбитым себя почувствовал. Когда Анна вышла из подъезда и присела на скамейку, ожидая того, с кем она намеревалась увидеться, Рэм просто стоял в укрытии и смотрел на нее, пылая от страсти и ревности. Он видел, что Анна нервничает, постоянно смотрит на часы и с тоской в глазах всматривается в проезжавшие по улице машины. Так взволнованно можно ожидать лишь любовника, подумал Рэм, но отнюдь не Веронику. Если бы Анна рассчитывала на появление сестры, она выглядела бы иначе. В этом случае главной ее эмоцией была бы холодность, но сейчас она явно пребывала в состоянии сильной тревоги. Следовательно, ждала она не Веронику. В то же время Рэм надеялся, что он ошибается и любовник является лишь воображаемой преградой.

Все сомнения исчезли, когда он увидел въехавшую во двор машину, из которой вышел Юманов. Рэм с ненавистью смотрел, как Кирилл обнимает его женщину, а потом они оба исчезли в подъезде. Рэм хотел было побежать следом за ними, убить Юманова прямо у двери его квартиры, взять за руку Анну, ударить ее, если она вздумает сопротивляться, и увезти с собой. Картинки того, что он намеревался совершить, быстро мелькали, сменяясь, в его воображении, но он не предпринял ни одной попытки выйти из машины. Просто вцепился в руль и с отчаянием пытался справиться с рыданиями, готовыми вырваться наружу. Таких страданий он не испытывал никогда! Даже когда Анна отказалась выйти за него, а через месяц стала женой Романова, ему не было так больно. Ему было обидно, неприятно, но не больно. А сейчас сердце просто горело, и казалось, что оно гоняет по венам раскаленную кровь, которая опаляет изнутри каждый сантиметр его тела. В висках пульсировало, перед глазами все расплывалось… Рэм порывисто набрал полные легкие воздуха, опустил голову на руль и застонал. Этот протяжный звук сначала был жалостным, полным горести, но вскоре он превратился в рык дикого животного, зловещий и грозный. Рэм с ненавистью стукнул кулаком по соседнему сиденью, будто там сидела одна из сестер Кирсановых, которых в эту минуту он ненавидел больше, чем кого-либо другого, потом посмотрел на часы. Анна отсутствовала уже больше часа. Рэм завел мотор, но так же быстро заглушил его, решив дождаться женщину. Вышла она лишь в час ночи, и не одна. Кирилл Юманов с нежностью поддерживал ее за талию, помогая спуститься со ступенек, и так же заботливо подвел к машине. Рэм видел, как она обвила руками шею Кирилла, подарив ему такой страстный поцелуй, какого Рэм никогда не удостаивался. По всей видимости, Вероника оказалась права: Анна никогда не будет принадлежать ему. Никогда, пока рядом с ней – такие «хорошие» парни, как Юманов.

Рэм посмотрел на удалявшиеся огоньки машины Анны и взглядом проводил Кирилла до подъезда. Прикрыл глаза, чувствуя, как боль начинает понемногу отпускать его. В голове его созрел план, ставший своевременным анальгетиком для израненной души. Рэм понял, что он нашел тот самый – единственный – способ обладать Анной. Ему стало полегче, но ярость все еще владела им, не давая ему расслабиться ни на секунду, так как, только будучи одурманенным ею, можно было осуществить свое намерение. Гнев и ненависть – два чувства, которые руководили Рэмом на протяжении всей его жизни. В эту ночь они дошли до своего апогея, лишив мужчину возможности рассуждать здраво. И даже безграничная любовь, которую Рэм питал к Анне, не пробилась сквозь броню ярости, в которую замкнулось его сердце.

Вернувшись домой, Рэм сразу же направился в душ и долго стоял под прохладными струями воды, постепенно приходя в чувство. Он напитывался спокойствием и одновременно просчитывал будущую тактику поведения. Затем, завернувшись в полотенце, он вышел из ванной. В гостиной налил себе выпить и остановился перед спавшим на диване Малиновским, прижимавшим к груди смешного зайца.

– Не спится? – услышал он голос Яна и понял, что тот давно ощутил его присутствие в комнате.

Малиновский поднялся и положил зайца рядом с собой.

– Что случилось? – спросил он, и Рэм усмехнулся, так как даже в сонном состоянии Малиновский прекрасно чувствовал его настроение.

– Где мой сын? – спросил Рэм, протянув Яну стакан с виски.

Тот сделал глоток и так комично сморщился, что Рэм не выдержал и рассмеялся. Только смех его показался Малиновскому слишком уж горьким и нервным.

– Мальчик давно спит. Я уложил его в твоей комнате.

– Не стоило класть ребенка на кровать, в которой перебывало столько шлюх. Завтра куплю новую, а еще лучше – поменяю квартиру.

– Мозги себе смени! – вскричал Малиновский, не понимая, что творится у Рэма на душе, но зная, что его ярость, которую он ощущал всей кожей, не принесет никому ничего хорошего.

– Постараюсь, – неожиданно для Малиновского спокойно ответил Рэм. – Я иду спать.

Он прошел в спальню и остановился над сыном, сладко свернувшимся на большой подушке. Рэм осторожно прилег рядом и обнял его. Мальчик пошевелился и шумно засопел. Рэм с любовью убрал волосы, упавшие ему на щеку, и поцеловал. От Саши пахло карамелью и детским шампунем, что снова заставило Рэма улыбнуться. По всей видимости, Малиновскому, этому злобному псу, с легкостью удалось вжиться в роль няньки двухлетнего ребенка. Рэм представил, как он купал Сашу, и затрясся от беззвучного смеха. Мальчик повернулся к нему и приоткрыл глаза.

– Спи, малыш, – Рэм прижал его к себе, укачивая.

Он гладил тонкую шею сына, который вновь провалился в сон, и чувствовал, как слезы горячими бороздками прожигают кожу на его щеках. Если бы не присутствие мальчика, Рэм уже давно утолил бы свою ярость. Разнес бы к чертям всю мебель в квартире, напился бы, вызвал бы свою недавнюю любовницу, Лану, и сорвал бы на ней зло. Но спавший рядом с ним сын заставлял его сдерживать гнев.