Фейк. Забавнейшие фальсификации в искусстве, науке, литературе и истории - Петер Келер

Птолемей занимался плагиатом, тогда как другие великие подправляли результаты своих исследований. Так, Галилео Галилей описал больше опытов, чем выполнил на самом деле: и скатывание мяча с наклонной плоскости, и случай с пушечным ядром, падающим с мачты корабля, и сбрасывание предмета с падающей Пизанской башни он никогда не пробовал выполнять на практике, а лишь проигрывал в мыслях. По крайней мере, в этом его обоснованно подозревает историк науки Александр Койре. Иначе, например, сложно объяснить, почему, согласно Галилею, и тяжелый, и легкий предмет, сброшенные с Пизанской башни, упадут одновременно: на самом деле тяжелый достигнет земли намного быстрее.

В тех же экспериментах, которые были осуществлены Галилеем в реальности, он сглаживал показатели, чтобы получить желаемые результаты, корректировал на бумаге внешние неточности и устранял противоречия. Так же поступал Исаак Ньютон. Не колеблясь, он менял показания, чтобы они соответствовали его предположениям о скорости звука. Звук проходит за секунду 340 метров. Ньютон намерил расстояние в 295, затем в 330, а при третьем испытании – в 299 и 338 метров. Затем Ньютон вспомнил философа Уильяма Дерема [в оригинале опечатка – должно быть Derham вместо Darham – Т.Г.] и французского физика Жозефа Савера, которые оба получили результат в 348 метров. Тогда он просто сказал, что на измерение влияют плотность и влажность воздуха, рассчитал скорость звука умозрительно и пришел к результату, заданному его коллегами. Кстати, история с яблоком, которая привела его к открытию закона гравитации, вообще не соответствует действительности – если говорить точнее, это просто анекдот.

Во времена Галилея и Ньютона еще не были сформулированы принципы эмпирической науки, связанные с правильным соотношением теории и эксперимента, построения модели и практических доказательств. В XIX веке ситуация значительно изменилась, когда Грегор Мендель открыл основные законы наследственности при скрещивании гороха. Но он также вмешивался в ситуацию, чтобы получить желаемые результаты: среди результатов, полученных им при опытах с круглыми и морщинистыми, желтыми и зелеными горошинами, он выбирал те, которые подходили к его гипотезе о соотношении 1:3, существующем между доминантными и рецессивными признаками. Другие результаты он оставил в стороне.

Гениальная интуиция привела Менделя в целом к правильному решению, однако путем обобщений презренная реальность была сведена к красивой и ясной схеме, искажавшей действительность. На самом деле по отдельности передается не каждое наследственное свойство. Напротив, гены связаны друг с другом: они не похожи на отдельные случайные карточки в лотерейном барабане, но выстраиваются в длинные линейные последовательности: наследуются более или менее длинные или короткие их отрезки, в которых бок о бок стоят доминантные и рецессивные признаки.

И сегодня бытует мнение, что человеческий эмбрион проходит в своем развитии миллионы, если не миллиарды лет прошедших этапов эволюции человека. Этот «онтогенетический» или «биогенетический» закон вывел немецкий зоолог и эволюционист Эрнст Геккель. Точнее говоря, согласно этому тезису, в процессе индивидуального развития (онтогенеза) повторяется филогения (эволюционное развитие). То есть зародыш млекопитающего и, следовательно, человека последовательно проходит стадии одноклеточного организма, медузы, червя, рыбы, амфибии и рептилии, а затем достигает своей финальной стадии млекопитающего.

Эту теорию Геккель изложил в 1868 году в книге «Естественная история миротворения» и в 1874 году в работе «Антропогения, или История развития человека» подтвердил ее таблицами, которые демонстрировали сходство эмбрионов человека, обезьяны, свиньи, черепахи, амфибии и рыбы. В действительности Геккель подгонял результаты под желаемые: при необходимости он увеличивал или уменьшал голову, укорачивал или удлинял хвост и добавлял или убирал разные части тела.

В 1875 году он был обвинен в фальсификации. Геккель защищался, говоря, что он лишь по смыслу дополнял пробелы в практических наблюдениях. Тем не менее он взял на себя слишком много. Например, на ранней стадии развития у человеческого эмбриона есть хвостовой отросток, но не хвост, и в этом он отличается от рыбы, амфибии, рептилии и свиньи. Причина обманчивого сходства кроется в так называемых гомеотических генах, которые контролируют формирование похожих, но по сути различных частей тела у разных организмов. Теория Геккеля неверна не во всех своих положениях, однако допущенные ученым преувеличения являются ошибочными.

После Геккеля обманом занимался и Луи Пастер: те результаты опытов, которые он записывал в своих лабораторных дневниках, всякий раз не совпадали с тем, что он впоследствии публиковал. Так, в 1881 году ему удалось разработать вакцину против сибирской язвы. Якобы он использовал живую вакцину; на самом же деле это была вакцина из убитых бактерий. При этом такая сыворотка уже была получена в предыдущем году врачом Анри Туссеном.

Наука стремится к изучению реальности и должна быть правдивой. На практике же все бывает иначе. Данные измерений фальсифицируются, цифры выдумываются, эксперименты имитируются, исследовательские отчеты приукрашиваются или сочиняются для списка публикаций в разного рода заявках. Статьи списываются, идеи воруются, для подтверждения собственных тезисов в примечаниях приводятся выдуманные примеры. Все эти сомнительные трюки встречаются как в естественных, так и в общественных науках в университетах и прочих научных учреждениях чаще, чем можно было бы опасаться.

Конечно, небрежность всегда выявляется, обман раскрывается, самозванцы разоблачаются, а плагиаторы становятся известны. При этом «каждый серьезный случай мошенничества приходится примерно на 100 000 больших и маленьких подобных случаев, скрытых в глубинных недрах научной литературы», как пишут Уильям Брод и Николас Уэйд в своей книге «Мошенничество и обман в науке».

Учитывая, что ежедневно в печати и в Интернете выходит более 20 000 специализированных изданий, просто невозможно проверить, все ли в них правильно. Проблема кроется не только в количестве публикаций, в которых можно просто запутаться. В области науки и медицины многие эксперименты являются настолько сложными и дорогостоящими, что их повторение и проверка другими исследователями почти исключаются. Кроме того, они бы уже не принесли лавров в научном сообществе, не говоря уже об известности. К этому следует добавить, что науки являются узкоспециализированными, и круг тех, кто имеет нужные знания и опыт в конкретной дисциплине, крайне мал. Искусный фальсификатор может быть уверен, что даже его коллеги не могут судить о том, насколько верны его изыскания. Более того, коллеги будут относиться к нему благосклонно, потому что при необходимости хотели бы сами рассчитывать на такое же отношение к ним самим. Поэтому вместо контроля научный мир опирается на доверие: исследователь, проделавший серьезную работу и завоевавший высокую репутацию, уже не будет встречен недоверчиво; специалисты одного уровня будут избегать придираться к одному из людей своего круга. Все остальное делают карьеризм, конкуренция и финансовые потребности; если результат исследований гарантирует должность или получение спонсорских средств, это заставляет закрывать глаза на многое.