В предчувствии апокалипсиса - Валерий Сдобняков

К. Ш. Я понимаю вашу озабоченность, но не разделяю её. Это уж слишком мрачно. Такие сомнения всегда были в любые времена. Но искусство живёт по своим законам, развиваясь как бы по спирали. И мы знаем «взрывы», когда целые плеяды писателей, художников, музыкантов являлись миру, буквально потрясая его (духовно) своим творчеством. Да не будем далеко ходить, вспомним Россию конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. Сколько гениев дала наша земля во всех сферах творчества, без произведений которых мировое искусство просто немыслимо. Вот сейчас вовсю ругают соцреализм. И хочется сказать: да не путайте вы великий соцреализм с пошлым его подобием. Ведь тогда появились Пластов, Дейнека, Стожаров… Ведь не недаром Сталин попросил привезти в Ялту из Третьяковской галереи картину Пластова «Фашист пролетел», чтобы собравшимся лидерам великих держав показать, что такое война. Мы же не мерим одной меркой романы «Кавалер Золотой Звезды» и «Тихий Дон». Нельзя говорить, что это одно и то же.

B. C. Хорошо, Ким Иванович. Мы всё равно к этой теме ещё вернёмся в нашем разговоре. Избежать мне кажется, не удастся. Но сейчас я хочу вернуться во времена окончания вами академии художеств. Что было дальше, что за путь перед вами открылся? Как я понимаю (тут позволю себе использовать ваш термин), рок опять привёл вас в Горьковское художественное училище?

К. Ш. Действительно, мне уже самому от всего этого становится смешно. Я говорю о роке с усмешкой, но ведь действительно какая-то сила меня по жизни ведёт. После окончания академии я получил распределение в Архангельский союз художников на творческую работу. Но в апреле 1959 года приезжает в Ленинград директор нашего училища и говорит: «Ким, мы тебя выучили, отправили совершенствовать своё мастерство в академию, и вот теперь нам позарез нужен педагог. Давай возвращайся в Горький». Он пошёл к ректору Орешникову, переписали мне направление, и я поехал отрабатывать два обязательных года в Горьковское художественное училище. Вот эти два года так до сих пор и длятся.

B. C. Что за атмосфера была тогда в училище? Я слышал много хороших, добрых, даже возвышенных слов от художников, которые в то время в нём учились: Виктора Тырданова, Альберта Данилина, Владимира Заноги… Они считают, что Горьковское училище было одним из лучших художественных училищ в стране.

К. Ш. Это хорошее училище, но никогда оно не было лучшим. Были очень сильные Пензенское, Казанское художественные училища. Но главное тогда заключалось в другом. В городе собралась группа художников – выпускников питерской академии. Сюда приехали: в 1957 году Володя Холуев, в 1958 году из академии – Миша Холуев и Фоменко, в 1959-м – я, в 1960-м – Толик Павлов и Дима Арсенин. Иными словами, произошёл «наплыв» ленинградской художественной школы живописи, сконцентрировалась определённая творческая питерская атмосфера. К тому же директором нашего художественного музея в начале шестидесятых годов тоже стал выпускник академии, молодой, тридцатилетний Володя Батуро. Он тогда организовал выставку четырёх в залах музея (Дмитрий Арсенин, Анатолий Павлов, Евгений Рудов, Ким Шихов). Вообще тут надо отметить, что исторически так сложилось, что нижегородские художники испокон тяготели не к московской, а именно к питерской академии. Наши первые учителя все оканчивали петербургскую академию.

B. C. Это довольно известное событие в художественной, творческой жизни города – выставка четырёх. Кто интересуется историей искусства Нижнего Новгорода, о нём знает.

К. Ш. Я удивился, когда прочитал в некоторых книгах моих друзей-писателей, что это, оказывается, имело для них и для художественной жизни города большое значение. Мы тогда свою выставку так не оценивали.

B. C. Такие оценки, по прошествии многих лет, строились на том, что ничего подобного затем многие годы в Нижнем не происходило. Для меня здесь всё понятно.

К. Ш. Трудно судить, но я думаю, что с той позиции, с которой сегодня пишете вы, есть определённая доля переоценки значимости той выставки. Это была новая волна, новый художественный вздох, который оказался очень далёк от совершенства.

B. C. Но вернёмся к тому «питерскому кругу», который образовался в городе. Хотим мы того или нет, но его появление создало иное качество творческой атмосферы?

К. Ш. Конечно. Я ведь не назвал ещё Витю Летянина, Николая Гладкова. Это была целая плеяда новых художников, принёсших с собой настоящую академическую художественную профессиональную школу.

B. C. Тогда уже намечались новые пути художественного движения, выполнение новых задач в живописи, в отличие от тех старых художников, которые заслуженно и неоспоримо имели свой авторитет в городе, да и вообще в стране. Кстати, потому выставка четырёх и вспоминается, что она показала: в городе появились художники нового времени, ставящие перед собой иные задачи, которые творчески иначе мыслят.

К. Ш. Тогда в городе работали титаны – Хныгин, Лазарев, Александр Михайлович Каманин, а ещё Балаболкин, Никифоров, Агевин. Нет, в городе существовали нормальные художественные традиции и работали художники на хорошем профессиональном уровне. Но мыто были молодыми максималистами. И волна питерцев внесла новую струю, благодаря которой поднялись в своём творчестве и исконные нижегородцы: Корнев, Рудов, Смолин, Большаков, Макаров, которые не оканчивали академий, а только местное художественное училище. Но они сразу творчески как-то выросли и в ряде случаев переросли нас.

B. C. Новая плеяда художников, в первую очередь, чем себя заявила, какими работами? Что нам осталось от них, на что мы можем опереться в оценке их творчества?

К. Ш. Я тут, в первую очередь, могу назвать большое полотно «Солдаты революции» Володи Холуёва, «Дороги войны» Миши Холуёва, «Ополчение» Корнева, «Свадьбу» Рудова, несколько пейзажей Смолина, «Керженец» Макарова, «Золотую хохлому» Касьяновой. И это далеко не полный перечень. Прошло уже шестьдесят лет, а эти работы остались, время доказало их состоятельность. Нет-нет, уже ясно, что в устоявшемся времени эти произведения останутся. Тут нет никаких сомнений. Причём как и останутся записи исполнения произведений капеллой мальчиков Льва Сивухина, как останутся сценические работы Вихрова, как останутся Правилов, Адрианов, Палиес.

B. C. Всё это некий культурный слой, который создаётся многими поколениями нижегородцев.

К. Ш. Но всё это началось с того времени, которое затем назовут «хрущёвской оттепелью».

B. C. Признаюсь честно: я не люблю все эти градации на «оттепели», «застои» и прочее. Я считаю, что происходившие изменения в культурной жизни страны – это некие позывы общечеловеческого состояния. Я не думаю, что если бы не было Хрущёва, то у нас не появилось бы этих новых художников, о которых вы мне только что рассказали. Я убеждён: ничто приход нового поколения не остановило бы, какие бы политические изменения в стране ни происходили. Есть потребности времени, рождённые в общечеловеческом духовном стремлении всё к новому и новому постижению мира, в ожидании нового, и молодые художники это ожидание выразили на своих полотнах, своей новой живописной манерой. Они иначе видели мир, иначе ощущали его своей кожей, своими нервами. Они иначе дышали и потому иначе творили. И если мы представим, что Сталин жил бы двести лет, то и при нём всё бы трансформировалось, изменялось в культурной жизни страны.