Тревожная осень - Андрей Дымов

И вдруг приостановился, почему-то вспомнив о матери и старшей сестре, ушедших из жизни несколько лет назад. Он ни разу не подумал о них за эти жуткие два с половиной месяца. Интересно, почему? Может, это была защитная реакция? Жутко представить, как он трясся бы за мать и сестру, уезжая в Германию и понимая полную беспомощность и неприспособленность обеих к жизни без него.

«Так, – он опять остановился. – Сегодня один из прекраснейших дней твоей жизни, ты родился заново и должен запретить себе думать о плохом. Все, точка!»

В палату Дымов вошел уже совершенно другим человеком, и даже его походка, по выражению Жизнева, смахивала на пружинистую.

– Судя по вашему лицу, с Даниелой вы попрощались. Идемте. Через трицать минут мы должны быть у профессора. А зная вашу любовь к общению с женщинами, я могу заранее сказать, что оторвать вас от фрау секретаря будет проблематично.

«Все-таки приятно делать подарки хорошим людям», – думал Андрей Семенович, наблюдая, с каким удовольствием фрау Кирштенмайер вертит в руках маленькую палехскую шкатулочку.

– Спасибо, господин Дымов, но я, право, не заслужила такого прекрасного подарка, – искренне сказала эта прекрасная женщина.

– Что вы, фрау Кирштенмайер, за одно то, как буднично, почти между прочим, вы сказали мне, что сразу после операции у меня будет телефон, чтобы я мог позвонить семье, и не просто позвонить, а сказать, что со мной все в порядке, я должен каждый день до конца жизни дарить вам цветы.

– Это моя работа, в конце концов, – засмеялась секретарша.

– В том-то и дело, фрау Кирштенмайер, что вы сумели сказать это не как сотрудник клиники, а просто как друг.

Он низко поклонился и поцеловал руку этой посторонней, но вдруг ставшей ему близкой женщины. У него даже в глазах начало щипать.

«Хорошо, что это последняя женщина, которой я должен здесь дарить подарок, а то так и до старческой сентиментальности недалеко, – подумал Андрей Семенович. – Ладно, с профессором наверняка все будет по-другому».

С профессором действительно было иначе. Молча выслушав речь Дымова, герр Майер вежливо поблагодарил его за подарок. Было очевидно, что он у него – не первый и не последний. В общем, и в магазин заколку сдавать не понесет, но и носить не будет. Оживился профессор, только когда они с Жизневым стали обсуждать количество заболеваний раком простаты в разных странах и на разных континентах.

Когда Андрею Семеновичу удалось влезть в разговор и спросить о рекомендациях профессора на послеоперационный период, он услышал вежливо-отстраненное:

– Вам очень повезло с лечащим врачом, герр Дымов. Он вам все расскажет и сделает это лучше меня.

Еще раз профессор оживился, когда они с Жизневым заговорили о «Вирайле» и биопсиях, которые делает Александр Владимирович. Дымов с легким злорадством подумал: «Вот сейчас ты, наверное, сбросишь свой футляр и предложишь Жизневу подгонять тебе больных за соответствующее вознаграждение». Но ничего подобного не произошло. Через пару минут стало ясно, что дорогие гости начинают утомлять хозяина. Андрей Семенович с Жизневым встали, профессор сердечно с ними попрощался и пожелал никогда больше не посещать Вюрцбург по такой необходимости, какая привела их сюда на этот раз. Затем, извинившись, он сообщил, что через десять минут начинается прием: к нему записаны двенадцать пациентов, а перед этим организм требует крепкого кофе. В общем, через тридцать секунд они были в коридоре.

– Не обижайтесь на Майера, Андрей Семенович, – сказал Жизнев, увидев разочарование на лице Дымова. – Ему шестьдесят три года. Мне это Гриша-массажист сказал. То, что «оберартц» и он сделали для вас в тот день, – высший пилотаж, требующий огромного расхода нервной энергии. Поверьте мне, я знаю. И потом, в тот день были еще два непростых больных. Сейчас профессор принял нас после операции, а теперь у него новые пациенты. С точки зрения заботы о вашем здоровье, наша встреча с ним была бессмысленной. В его возрасте новых друзей и знакомых, как правило, не заводят. И вообще, представьте себе, если бы каждый пациент становился его другом или знакомым? Я понимаю, вы хотели выразить ему свою благодарность, пригласить в Петербург, пообещать машину и гида, и так далее, и тому подобное. А он в этом не нуждается – сам достаточно зарабатывает, чтобы купить себе прекрасный индивидуальный тур и вечера проводить с женой, а не с вами на званом ужине, который не нужен вам обоим. Как вежливый человек, он потратил на нас очень нужные ему тридцать минут, а вы – не менее вежливый человек – потратили на него свои евро. Так что стороны квиты – баланс. Как профессионал профессионала я его прекрасно понимаю.

Но главное в другом, – оживился Жизнев, – если бы ему нужно было сказать что-то важное относительно вашего здоровья, он, несомненно, и от кофе отказался бы перед приемом, и сидел бы с нами не полчаса, а сорок минут. Но сказать ему было нечего, и это прекрасно.

Жизнев нашел кусок дерева, постучал по нему три раза и сказал:

– Заразили вы меня, черт возьми. А теперь идемте в вашу палату. Вы заварите ваш прекрасный чай, мы с наслаждением выпьем его здесь в последний раз, соберем вещи и уедем. И, как вы говорите: «Дай нам Бог сюда не возвращаться – тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить».

Документы им выдали только через три часа. Ох уж эта немецкая бюрократия! Причем они трижды предупредили, что герр Дымов переплатил, но бухгалтера на этой и будущей неделе не будет, поэтому не угодно ли господину Дымову оставить номер своего российского банковского счета, чтобы не позднее чем через три недели выслать деньги переводом.

Под эти благостные обещания Дымов с Жизневым покинули больницу. Выйдя во двор, Андрей Семенович вдруг остановился и начал лихорадочно оглядываться.

– Что с вами, Андрей Семенович? – удивился Жизнев. – Мы же столько раз здесь бывали. Ничего не могло измениться.

– Я изменился, – хриплым голосом ответил Дымов и схватился за колючую еловую ветку.

Так он стоял пару минут, не обращая внимания на боль от впившихся в ладонь иголок.

– Ладно, пошли, Александр Владимирович, надо ехать.

Когда они сели в машину, Жизнев включил двигатель, но трогаться с места не стал.

– Слушайте, Андрей Семенович, только что вы сказали, что надо ехать. Правильно, нам нужно ехать. А вам еще и возвращаться в нормальную жизнь. И чем быстрее вы забудете кошмар, который отчасти усилили своими метаниями и прочими неразумными действиями, тем будет лучше для вас и ваших близких. Вы – здоровый человек, победитель. И на этом давайте поставим точку в данном вопросе. По рукам?

– Договорились, Александр Владимирович. Вы как всегда правы. Спасибо вам за все.

И он с благодарностью пожал руку этого сильного, щедрого и доброго человека.

Через пару часов они уже сидели в ресторане, каждый – с огромной тарелкой, на которой лежала свиная ножка, кислая капуста, жареная картошка и какие-то соленья. Ну прямо ле-по-та! Кроме того, на столе стоял графинчик с тремястами граммами буквально гелеобразного от низкой температуры «Абсолюта». Причем вначале Жизнев предложил заказать двести, максимум двести пятьдесят граммов: