Седая весна - Эльмира Нетесова

— Ну, бабулька, уморила! Я не об тех, что на ночь! Таких — хоть воз и на сегодня! Да мне не кобелей, мужика-хозяина надо, надежного, постоянного, чтоб помощником и заступником, советчиком и заботчиком стал. Не был бы лодырем и пропойцей. Да где он? Такие нарасхват, не про мою честь, — смеялась Дарья сквозь слезы.

— Знамо дело, хреновые никому не нужны, — согласилась Ульяна и, подумав, сказала: — Твое от тебя не убегит. Как ни крути — быть тебе с мужиком. Скоро объявится. И не один. Каждого знаешь. А вот с кем останешься — самой решать.

— Добрая ты сказочница! Да вот судьба моя — что сука подзаборная. Высунет морду — в беду носом ткнется, спрячет — в горе угодит. И вся доля без просветов. На дворе дождей столько не пройдет, сколько я слез пролила. Уж не о себе, хоть бы детям жизнь облегчить, — вздохнула Дашка и, оставшись одна в постели, долго вспоминала Ульянины обещания. В эту ночь она впервые заснула с улыбкой на лице.

А утром забылось сказанное бабкой. Не до сказок. Закрутили заботы. Да и то сказать, много клиентов побывало. До вечера почти половину запасов самогонки продала. Хорошие деньги получила. Спрятала их в подвале, подальше от чужих глаз. И только собралась поужинать с детьми, стук и окно услышала. Выглянула наружу, там мужик стоит. Перед калиткой лошадь, запряженная в телегу.

— Тебе чего? — спросила баба.

— Мне Дарью бы повидать.

— Ну, вот она я! Чего надо?.

— Папаня к тебе послал, — пошел к крыльцу.

— Кто твой папаня? Может, спутал с кем? Верно, Ульяна вам нужна? Я никого не лечу, — указала на дом соседки.

— Нет! В нашей деревне своя ведьма живет. Злей вашей. А меня к тебе послали.

— Зачем? — изумилась Дарья.

— Сказано уговорить тебя замуж за себя! — глянул на бабу беспомощно.

— Чего? — рассмеялась баба и хотела уйти в дом. Всякое за свою жизнь видела и слышала. Но не такое…

— Ты ж не спеши в дом. Отказать успеешь. Погоди малость. Я хоть и корявый, но на своем хозяйстве живу. Все имею.

— Чего ж ко мне заявился?

— А бабы нет! — развел мужик руками.

— Кудаж делась?

— А и не было!

— Это что ж ты доселе в девках засиделся? — смеялась Дарья, не понимая, откуда взялся этот гость.

— Засидишься поневоле. Хворал я шибко. На все места. Снизу доверху и до задницы.

— И на что ты мне, гнилой пень, сдался? Иль я дурней всей твоей деревни? Там никто за тебя не пошел, решил меня охмурить? — подбоченилась баба.

— Ой, грозная. Да в своей деревне я всех насквозь знаю. Каждая в ноги падала, чтоб в бабы взял. Да папаня не дозволил. Тебя велел уломать. Вот только как? Ты ж здоровей меня и толще. С чего тебя выбрал? Может, кобыле в помощь? Ну, вроде ни к чему? — смеялся мужик.

— Ты давай шустри от дома! Не то я и тебе, и кобыле помогу! — нахмурилась баба и, решив запереть калитку, собралась выдавить гостя со двора. Но тот не хотел уходить и не испугался бабьей хмурости:

— Папаня тебя знает давно. Расхваливает не первый год. Все выведал, как нынче маешься, с кем живешь? И прознал, одна кукуешь. Не велел время терять. Собрали меня и к тебе отправили. Всей семьей. Чтоб только с тобой вернулся. Иначе — не пустят.

— Это почему? — смеялась Дашка.

— Хочешь верь, хочешь нет! Живем мы на хуторе. Три семьи. Деревня от нас — в трех километрах. Совсем рядом. Считай, на Одной улице. Девок там полно. Самой молодой — шестьдесят пять. А самая взрослая, что с Кутузовым в стогах в прятки играла. Это я тебе честно выложился. Не веришь? Поехали! Сама увидишь, — предложил не сморгнув.

— Ну а я при чем? — не понимала Дарья.

— Да все в том, что бабы у меня нет. Все давно созрело! А без проку! Неужель так и отвалится без дела?

— Иди-ка ты отсель! — хотела вытолкать гостя за ворота. Но тот оказался сильным и проворным мужиком, перехватив руку бабы, дернул на себя и, обхватив за талию, оказался совсем близко:

— Я не шучу, Дарья! Много о тебе наслышан, но как уговорить, ума не приложу. Давай в дом зайдем.

— Не смей. Едино, не поеду в деревню. Не пойду за человека, какого не знаю.

— А я вот тут, как на ладони. Спрашивай что хочешь, на все отвечу! улыбался мужик.

— Не нужен ты мне! — вырвала руки баба.

— Погоди! Подумай! Прежде чем меня прогнать, сто раз взвесь, может, пригожусь, не спеши…

Но Дарье надоел назойливый, докучливый человек. И, придавив его плечом к забору, так что у того глаза выкатываться стали, сказала жестко:

— Вон отсюда, козел! Еще придешь, отпущу пса.

Лишь через день узнала от Ульяны, кто к ней приезжал:

— Это ж Юрка из Хомутово. Я его лечила в прошлом году. Он тебе ни в чем не сбрехал. А и Человек серьезный. Болел вот долго. С самого детства. Его раз пять хоронить собирались. Он испугается и выживает! Взаправду с отцом живут на хуторе. О тебе и у меня слышал. И отец его — дальняя родня твово второго мужика. Ну, да не чета они. Юрка, как только на ноги встал, пошел отцу помогать. У него с детства суставы болели. Потому что не крещеный. Мать была агрономом и не понесла мальчонку в церковь. А в десять лет его скрючило, на нервной почве. Увидел мать, убитую молнией. Отец тогда на него рукой махнул. Думал, помрет. А он выжил. Потом его током ударило. Собрались хоронить, а он отлежался в огороде и встал на ноги. Худо-бедно, в избу сам вошел. Потом Юрку кобыла лягнула. Три дня помирал. Когда в гроб положили, он глаза открыл и жрать запросил. Потом старшие братья подожгли прелое сено, а Юрка в нем грелся. Весь низ у него почернел. В последний раз в колодец угодил. Хотел воды зачерпнуть, да не удержался. Благо, отец с братьями рядом были. Вовремя выволокли! А там и ко мне привезли. Я первым делом велела окрестить Юрку. С того дня он скоро на поправку пошел.

— Ну и женился б на молодой!

— Нет, телом он болел. Но на голову не жаловался! С мозгами — порядок. Зачем ему, зная почем жизнь, приводить в дом вертихвостку? Он бывал с отцом в городе и насмотрелся, и наслышался всякого. Ошибиться не захочет. Вот и приехал. Думаешь, прогнала? Не спеши, этот еще заявится! Иль я Юрку не знаю. Настырный, змей! Он с виду замухрышка, внутрях — гвоздь! Репей — ни мужик. Коль что взбрело в голову — свое пробьет.

Дарья невесело усмехнулась словам бабки:

— Такому, как тот Юрка, нужна бездетная. Чтоб мороки не было. А у меня — трое. Да и сама — всю свою жизнь — в городе. Знаешь, чем живу. Если б не тот самогон, давно б с голоду сдохла. На нем только и разжилась. Им перебиваюсь и с нужды вылезаю, детей ращу. Он же, если своих не имел, чужих не примет. А и я со своего дома в деревню не полезу. На что сдалось в чужом говне ковыряться?

— Это, голубка моя, тебе решать! Без мужика ты, едино, не обойдешься. Годы твои такие. Молодая покуда. А кого выберешь — сама смотри…