Седая весна - Эльмира Нетесова

— Даша, я люблю тебя! Не гони! Да, я сам понимаю, что много старше. Но я ведь не старик! Разве виноват в повороте судьбы? Я не смогу без тебя! За то время, что здесь живу, увидел, какой должна быть жена и мать! Ты — сокровище! — обнял Дарью, прижал к себе.

— У меня дети! Я не могу…

— А разве они — помеха?

— Илья, у вас своя семья! — пыталась вырваться баба из жестких рук.

— Была семья. Теперь ее давно нет. У меня есть ты! И твои дети. Они — наши. Я никого не обижу. Я не смогу без тебя! Видно, судьба пощадила, послав тебя. Ты — моя радость и счастье! Нет второй такой в целом свете… Я до гроба твой! — целовал бабу.

— Илья, уйди! Не морочь голову! У меня и так двое без отцов растут. Не могу! Я не знаю тебя. Да и ты… Как можно вот так, как мальчишка? Успокойся Иди к себе, — не поддалась баба.

А утром спросила тихо:

— Сколько я должна вам?

Она была уверена, что мужик назовет сумму, и боялась лишь одного, чтоб не загнул он выше ее возможностей и оставил бы на жизнь семье.

— Ничего ты мне не должна, — ответил сухо. И закончив в этот день кресло-качалку для Ольги, раньше обычного спустился в столовую, долго рассказывал о себе.

Нелегкой была судьба человека. Помотало его по свету, обожгло и горем, и холодом. Знал голод и предательство.

— Десять лет отбывал в зоне. За кляузу!

Другу приглянулась жена Ильи. И когда его

увезли в Читинскую область, в зону особого режима, друг пришел в семью Ильи Ивановича. Жена написала в зону обо всем. Сказала, что не ждет его, создала новую семью. А Илья — свободен от всех обязательств…

— Я понял все, зачем он устроил мне пакость? Из-за него я не просто потерял семью, свободу, работу, а и детей. Я написал жене письмо, кого она приняла в дом. Но письмо из ящика взял он и не отдал его ей в руки. Спрятал. Но от судьбы не ушел. Его убили на улице, когда возвращался с работы. Кто и за что — не установили. Не нашли убийцу. А жена, собирая его вещи, нашла мое письмо и прочла. Вот тут, уже на седьмом году, я получил от нее послание. Умоляла простить и понять ради детей. Звала вернуться. И я поверил, — вздохнул человек, добавив: — Напрасно простил.

— А за что посадили? — спросила Дарья.

— За пожар на мебельной фабрике. Меня и подставил негодяй. В объяснительной написал, якобы я хотел скрыть хищения, защитившись пожаром. Списать за счет его украденные и проданные материалы, мебель.

— Ну, а проверки? Иль их не было?

— Он а себе написал в кляузе. А проверяющих хорошо «подмазал». Меня арестовали, и на все доводы следователь в лицо смеялся. Да и что с него, если с кляузником пил не раз. Даже когда все выяснилось, стало понятно, кто был виновником пожара, меня не освободили и выпустили из зоны точно по приговору. День в день. На все мои жалобы никто не обратил ни малейшего внимания. Лишь смеялись, мол, не надо жениться на красивой. И добавляли: «Радуйся, что живой вернулся…» Не засиделся я дома, — Мотался на заработки в Тюмень и в Мурманск. Потом все ж решил простить жену окончательно. Жить дома, да не привелось, — глянул на Дарью выжидательно.

Та детей позвала, спросила, возьмут ли они в отцы Илью. Ваня обрадовался. Он привязался к серьезному, спокойному человеку. За шею обхватил, визжа. А Оленька, недовольно фыркнув, ушла в свою комнату, бросив на ходу:

— Решайте сами. Но я не хочу.

— Ничего, привыкнет потихоньку! — успокоил тогда Илья и в эту же ночь уже по-хозяйски вошел в спальню.

Дарья никогда не говорила ему о работе. Не требовала помощи. Ничем не попрекала. Она готовила, обстирывала всю семью, похваливала Илью, жалела его за пережитое. Постепенно он и сам почувствовал себя хозяином дома. Да, Илья постоянно был чем-то занят. То делал полки в кладовой, книжные стеллажи в Ольгиной комнате. То соорудил во дворе беседку. То ремонтировал чердак, устроил там игровую комнату для детей. Сын ходил за ним тенью. И только Ольга никак не признавала отчима. За один стол с ним не садилась, не разговаривала. Никакие уговоры Дарьи не помогли.

Два года прожил Илья в новой семье безмятежно. А на третий стал ходить в магазины — за гвоздями и клеем, за наждаком. Дарья не считала его траты. Не проверяла. Верила человеку. Да и как иначе? Но… Поняла на третьем году, что беременна, и решила обрадовать мужа. Хоть и не были расписаны, не считала его сожителем. И вечером сказала:

— Ребенок у нас будет, Илюша! Общий! Вот уж радость нежданная! Утешеньем станет тебе на старости! А и мне — отрада! Последыш. Ты кого хочешь? Сына, наверное?

— Да кто ж в таком возрасте рожает? Тебе скоро сорок! Глянь, какие большие эти двое. Вот-вот сами семейными станут. А ты надумала родить! Курам на смех! Зачем лишняя морока в нашем возрасте? Только этого не хватает! С теми, какие есть, суметь бы справиться. Нет! Ты совсем дурная!

Дарья смотрела на Илью ошалело:

— Ты не хочешь ребенка?

— Кому он нужен? Иль решила, что этим навек к себе привяжешь?

— Зачем? Уходи! — распахнула двери.

— Мам! А он насовсем ушел? — выскочила из своей комнаты Ольга.

— Навсегда, — покатилась по щеке слеза.

— Ой, мамочка! Какое счастье! — взвизгнула дочь радостно.

— Какое там счастье? Ребенок скоро родится. И тоже без отца…

— Ну и что? Вырастим сами! Чем он помог? Знаешь, сколько денег украл? Я видела много раз, говорить не хотела. Он давно решил от нас уйти и готовился. Не думай, со своими помирился. Иначе что в городе делал по полдня? Ушел и хорошо! Жили без него еще лучше. Чем помог? За те деньги,

какие украл, мы и не такую мебель могли купить, а импортную! Не думай о нем. Рожай. Вырастим, — улыбалась, утешала дочь.

Легко сказать — вырастим! Но ведь рожать третьего Дарья не собиралась и не была готова к появлению ребенка. А значит, теперь все для него нужно заново покупать. Дарья смотрит в тетрадку, куда записывались заказы клиентов. Надо поднатужиться. Набрать заказов побольше и гнать, гнать самогонку день и ночь, — думает баба. И в этот же вечер заделала брагу, спустилась в подвал глянуть и пересчитать бутылки, проверить выручку.

Да, Ольга оказалась права. Илья действительно воровал деньги. А значит, о своем уходе думал заранее.

— Эх ты, присосок! Птаха перелетная! Блудный кобель. Пережил холода в своей судьбе и ходу! Брехун! И о себе, видать, натрепался! Если б довелось стерпеть хоть малую толику из того — не сбежал бы! — ворочала Дашка чаны, бутыли. Протирала полки, наводила порядок в подвале.

— Мам! В синем чане бражка дозрела! Когда ее гнать будем? — спустился сын. Увидев заплаканное лицо матери, обнял и сказал тихо: — А ведь хорошо, что у нас малыш появится. Свой, родной человечек. Не пришлый. Он всегда будет с нами. И любить станет не за деньги. Нас снова станет четверо. Только все свои. Родные друг другу. А ты плачешь. Тут радоваться надо. Успокойся!