Операция "Берег" - Юрий Павлович Валин

затирал влажные следы аккуратной немецкой шваброй, которую бойцы успели порядком изгваздать — на задавленную крысу стала похожа.

— Чего обиделся? — спросил Олег. — Я же честно говорю: всякие предсказания и пророчества — они же просто обман сознания. Ты же человек опытный, повидавший, должен сам понимать.

— Ничего я не обиделся. И понимаю, — дед широко шваркнул шваброй. — Только и ты встречно подумай. Вот сидит человек повидавший и верит, а ты не особо знаешь суть случая, а голосуешь заведомым недоверием. Может, смысл какой в моей вере есть, а?

— Может и есть. Я же не в смысле категоричности, просто свою точку зрения сказал. Ну как возможно — заранее знать, как оно случится и человека на судьбу настраивать?

— Мне искренне то сказали. Как виделось. Врать человеку смысла не было. Так чего мне вдруг не верить, а?

— Ладно, я же не знаю детали. Может и так. Раз человек такой хороший сказал, пусть. Но сейчас ты в моем экипаже, и задача у нас общая: Гитлера добить и вернуться домой. Жи-вы-ми! Поскольку есть еще у нас дома дела.

Митрич оперся на швабру и тяжело спросил:

— А я, стало быть, вас в смерть тяну? Не, не угадал, лейтенант. Судьба мне нагадана, вы то тут причем. Не сомневайся, снаряд всегда в стволе будет. Не подведу. Но возвращаться мне некуда.

— Так уж и некуда? Пусть ты одинокий, но ведь коллектив, работа… Тебя ж наверняка ценили, ты мужик умный и с руками.

Митрич посмотрел на швабру:

— Во-во. Я же профессионал, а ты отвлекаешь. Дай дотру, а то до утра здесь стоять будем.

Лейтенант Терсков вздохнул и пошел обратно к столу дежурного. Вот что за человек⁈ Нормально-нормально, а потом вдруг такой тоски нагонит, будто настоящий дед столетний.

Спала казарма, наигрывало тихое радио, шуршала швабра…

* * *

1934 год, Москва и далее.

Шуршала за окном листва, был месяц июнь, в том году свежий, с короткими внезапными дождями и чистыми мостовыми. И жизнь была внезапной и удивительной. как те дожди. Стоял Дмитрий Дмитриевич Иванов перед шкафом и смотрел на свой новый костюм. Хорошая пара красовалась на вешалке, прямо даже чересчур. Потом носить костюм придется частенько, а все равно будет как свадебный.

Завтрашняя свадьба казалась какой-то ненастоящей, вроде кинофильма с наспех перелицованным сценарием. Но ведь ничего спешного и фантастического в ней не было, это только товарищ Иванов раньше упорно полагал, что ничего подобного у него уже не будет.

С Тоней познакомились в поезде: соседние купе, при посадке помог переложить на верхней полке тяжелые чемоданы с образцами. Перемолвились парой слов: технолог «Моспромшва», тоже в командировке, у моря посчастливилось побывать, вроде повезло, да только два раза на то море издали и посмотрела. Круглолицая блондинка с ямочками на щеках, симпатичная прямо до невозможности. Дмитрий сразу понял, что не его уровня девушка. Нет, товарищ Иванов некоторым женщинам очень даже нравился, но те особы были с жизненным опытом, они на зубы и образование не смотрели. А тут совсем иной характер.

Так оно и было — красавица Тоня с инженером и моряком на остановках по перрону гуляла, пользовалась закономерным успехом. Но когда в коридоре сталкивались, улыбалась с некоторой приязнью, о неподъемных служебных чемоданах вполне помнила.

Чемоданы в Москве сгружал самоотверженный черноморский моряк, Дмитрий любоваться на каторжные работы не собирался — на работе ждали.

Вот на работе, месяца через четыре, и свела судьба. Получали фетр для обивки кофров аппаратуры, ехать пришлось на «Моспромшов», а там и здрасте…

Как же оно получилось? Потом думал-думал, догадаться не мог.

Гуляли, в кино и театр ходили. Смеялась-удивлялась, когда Дмитрий принципиальную разницу между кинематографом и ущербной театральностью ярко объяснял. «Какой ты начитанный»… Губы теплые, не безразличные. Числились в прошлом у Тони-Антонины романы, яркие и не очень, все же не школьница. И спешки не было. Но зимой сказала:

— Пойдем, с родителями познакомлю.

— А нужно?

— А разве нет?

Семья «из приличных». На зубы и биографию смотрели с некоторым ужасом, но разговор шел вежливый, без подловатых намеков. Пусть и рабочий человек, сугубо пролетарский, но работает в серьезной организации, авторитет имеет, специалист, зарплата приличная — поузнавали заранее, тоже не спешили.

— Ну, Митрич, ты даешь! — сказали в ЭМЦКТиПБ с явным одобрением. — Все ж урвал себе приз по пятилетнему плану. Красавица, да еще образованная.

В том то и дело — уже «Митрич» для народа, вообще не мальчик, а тут такой роман… Поздновато ведь, а?

Но лежала Тоня рядом на чистом и новом постельном белье, спала, обнимая за шею, прижималась тепло. И казалось: да почему нет⁈ Вот же она — милая, уютная, домашняя, как и должно быть. Неужто нелепо так думать?

Свадьба была скромной, но тоже приличной. Поздравляли гости искренне, желали только хорошего. И все равно казалось, что какую-то фильму смотрит товарищ Иванов — ну, конечно, звуковое кино, современное, всё на уровне. Нет, всё равно не верилось.

Поверилось, когда Гришка родился — Григорий Дмитриевич Иванов — серьезный такой, хотя маленький-маленький.

Послал на Октябрьскую годовщину очередную открытку сестре «всё хорошо, подруга, вот племянник родился — Григорием назвали». Ответа не ждал, обратный адрес ставил липовый-чужой, но знал, что сердечно порадуется Райка.

А пропустив один Первомай — в 38-м — пришлось снова в праздничную открытку дописывать — Сашка родилась — Александра Дмитриевна.

Жили тогда у родителей, теща с детьми помогала, квартира не то чтобы особо просторная, но удобная, с газом и ванной — всё с бытом налажено, почти как при коммунизме. Собственно, дома маловато приходилось бывать — работы невпроворот, готовили к производству новые модели, с учетом напряженной международной обстановки и прочего. Но в воскресенье с коляской погулять, семьей по саду Баумана[8] пройтись на свежем воздухе — то святое.

Обходили неприятности семью Ивановых. Времена были не сказать что совсем безмятежные, скорее наоборот, но