Вера и жизнь. Часть 1 - Анатолий Васильевич Чураков

на пути этом, между небом и землей. Так же ситуация, что при экологической катастрофе возле Испании. И воздух чист, и вода почти чиста, да пленка мазута на воде обволакивает и убивает все живое и стремящееся летать. Только стремительность взлета разрывает и отбрасывает мазут. Желающий разогнаться постепенно увязает и гибнет.

Когда близкие рядом, чувствуешь их, но когда нет настроя спасительного, тогда и смерть воробья может переживаться как своя смерть, тем более если это умирание соседки, пусть и скандальной, — характер-то ее не слышишь, а умирание переживаешь острее, чем она, беря переживание на себя.

В детстве было очень больно, когда убивали животных, сейчас просто с каждым петухом, курицей, коровой или соседкой — умираешь сам. Иные отходят спокойно (быки), а курица или человек — как Вицин в «Кавказской пленнице», когда его держали перед наезжавшей на него машиной. Только вместо людей поставьте тиски стальные, чтобы знал — не отпустят, а его сделайте сильным и безумно бешеным, тогда можно сравнить с духом, мечущимся в попытке зацепиться за жизнь. Со сколькими еще придется умереть — воистину, свою смерть можно после этого просто не заметить.

Чтобы по-настоящему чувствовать хотя бы только Землю — эту великую сироту, надо научиться умирать в каждой пылинке, несущей разложение, и рождаться в каждом солнечном лучике, несущем саму силу жизни. Только «непривычному» и умирать больно, и рождаться тоже — какая разница, и то и то есть переход в иной мир.

Смерть быка не чувствую, потому что сам бык (телец), и идентификация кончилась бы полной физической смертью. Рука ведущая — есть рука защищающая.

Как невыразимо прекрасен Алмазный щит, а вот что это — щит Учителя, зонтик Дуккар или еще что? (Узнаю?)

Вот так же не понял сразу, когда Учитель прилетал на помощь огненным драконом. Крылья-то хоть и стальные, да лебединые, а не кожистые, как у летучей мыши. И над головой видя только гигантские крылья, принял за лебедя, да вовремя вспомнил, что видел же, как он подлетал издали, как обычный дракон, только дракона сначала издали посчитал показом «обычного» видения, а когда вблизи испытал потрясение от одного вида крыльев, почти покрывших все тело, то забыл и за дракона.

Такое же чувство какой-то громаднейшей веселой (или с юмором?) потрясающей силы, какой-то неумолимой в своей справедливости, было от встречи с Хозяином огненном в Замке Духов.

Справедливость беспредельная, позволяющая не бояться как паровоза, идущего строго по своим рельсам, — не отклонится и не зацепит, та же готовность везти на себе каждого, кому по пути, но и та же безжалостность паровоза к любому ставшему на пути. Нет «соплей». Пусть ясен и справедлив, любой ставший на пути Света есть враг Света, но нельзя позволить врагу отвлечь и задержать хоть на миг, иначе бесконечное множество врагов сделает и остановку бесконечной. Просто Радостный Дух грозной битвы. У Кастанеды выход человека на этот Луч называется смещением сознания в «точку без жалости» (в первую и главную очередь к самому себе). Даже на Земле берсеркеры не надевали доспеха, главное — больше успеть уничтожить врагов, а не защитить свое тело, и здесь подвижность — все и в каждый бой, как в последний. Ничего не берется с собой, тем более недопустима привязанность к чему-либо позади, это цепь для пса, все должно быть только впереди. За победой (или за спиной противника).

Люди очень не желают признавать следствия своих поступков, особенно по прошествии времени — «гора породила мышь» или «мышь породила гору». Как можно связать в «первобытном» сознании едва запомнившееся «развлечение» в пьяном угаре и трехкилограммового младенца, появившегося через 9 месяцев, и однако уже не прут на рожон, доказывая, что «это не имеет никакого отношения». Вот так же и семена малые наших «обычных» поступков и мыслей приносят свои всходы. И только по плодам ядовитым можно судить о качестве семени — не родит пшеница их чертополоха, и породившему семена ядовитые лучше бы вернуться (сознанием, осознанием (т. е. раскаянием)) и убрать их, пока не появились ростки смертоносные, но любят люди закрывать глаза.

И змея любит греться на солнышке, и анчар для накопления яда подставляет свои листья лучам света, так и темные используют слова о свете и силы света, не организованные для вербовки новых сотрудников и рабов.

Чтобы парусному кораблю сделать всегда попутный ветер, надо посадить на мачту маленького духа воздуха (такой маленький, как ребенок 3–5 лет, веселенький чертик в полосатом колпаке, точно как ветроуказатель в аэропорту, и все время играет на флейте, чтобы не стих ветер), надо увидеть его и все. И духов земли можно остановить простой чертой на земле, только со всеми надо дружить и любить как друзей, нельзя притворяться или бояться — это будет конец.

Да будет по слову Твоему: «Идите как слоны — раздвигая деревья и круша кусты». Смерть смертию поправ, чтобы последний шаг за дверь физического бытия стал обычным, незаметным шагом на пути бесконечной работы общего блага.

Грешник, если осознал — научен, праведник еще будет учиться.

Не зову к греху, у нас их сверхдостаточно, зову к осознанию.

Отказаться от жизни ради Духа — это оскопить Дух. Жизнь без Духа — грязь бесцельная. Смысл в том, чтобы дать возможности Духу творить на земном плане телом земным — это и есть и цель и смысл жизни земной, все остальное должно быть путем к этому. Едина вершина и много путей к ней, но все ведут вверх, и все тяжелы, и легко падать.

Почти все низшие развоплощенные силы и сущности рвутся к телу человеческому, чтобы через него проявить свою волю на земном плане или урвать кусочек силы. Животных хранит карма (ее отсутствие), человек защищен сознанием в меру его развития, ибо он есть переход от животного (в нем самом) к сверхчеловеку. Мост, который охранит только внимательная сознательная бдительность, страх в охране не помощник. Развлечение и бдительность несовместимы.

Рождается и умирает тело. Дух только приемлет боль этого рождения и смерти. И эта боль — пылинка в смерче боли бесконечного распятия. И эта возможность отдать душу «за други своя» есть высшее человеческое счастье, и радость этого вместе с болью реализации (распятия), и даю итогом блаженство. И для бесконечного блаженства нужна и радость, и боль бесконечные. Они должны слиться в одно, это и есть последняя ступенька на пути Высшего достижения. Змей всегда кусает свой хвост. И попытка оставить этот труд общего блага и слиться полностью с Богом