Мюнхен - Роберт Харрис

– До скорого, дружище, – сказал он и пошел дальше.

Легат повернул назад. Затем, не оборачиваясь, последовал за Хартманном вниз по лестнице. Его самого он не видел, но слышал, как подошвы его ботинок стучат по ступенькам. Он думал, что Пауль остановится на первом этаже, но стук кожи по камню продолжался еще два пролета, пока Хью не вынырнул в идущий по цокольному этажу коридор как раз в ту секунду, когда где-то справа мелькнул проблеск дневного света и раздался звук закрывающейся двери.

Молодой англичанин старался не думать, какое нелепое впечатление должен он производить – гражданский служащий Уайтхолла в черном костюме и с часами на цепочке, спешащий по служебному коридору личного дворца фюрера. Если бы Клеверли мог увидеть его сейчас, свалился бы с сердечным приступом. «Надеюсь, мне не стоит подчеркивать абсолютную необходимость с вашей стороны не предпринимать ничего, что могло бы поставить под удар успех этой конференции?» – так он вроде бы выразился? Хью миновал комнату охраны – пустую, как он с облегчением увидел, – открыл тяжелую стальную дверь и шагнул на солнечный свет, во двор, полный черных «мерседесов».

В дальнем конце двора ждал Хартманн. Легат помахал рукой и поспешил к нему. Но Пауль немедленно сошел с места, свернул направо и исчез из виду.

Он так и держался в сотне шагов впереди. Провел Легата мимо двух Храмов почета с их неподвижными караульными и Вечным огнем, мимо еще одного монументального белокаменного здания, схожего с «Фюрербау», затем вообще прочь с Кёнигсплац на широкую улицу с учреждениями, увешанными флагами со свастиками. Проходя, Хью читал таблички: «Офис заместителя фюрера», «Рейхсдепартамент по выполнению четырехлетнего плана». Он бросил взгляд через плечо. Никто вроде бы не шел за ним. Впереди показалось современной архитектуры сооружение, похожее на железнодорожную станцию, но почему-то называвшееся «Парк-кафе». Хартманн вошел внутрь. Минуту спустя Легат последовал его примеру.

Был конец рабочего дня. В баре толпился народ, по большей части, если судить по виду, сотрудники близлежащих государственных учреждений. Коричневых партийных мундиров было в избытке. Хью завертел головой, стараясь разглядеть Хартманна сквозь клубы табачного дыма, и заметил его лысину в углу. Пауль сидел за столиком спиной к залу, но лицом к зеркалу и поэтому мог наблюдать за происходящим. Легат проскользнул на стул напротив него. Широкий рот Хартманна раздвинулся в его знакомой озорной усмешке.

– Ну вот мы и снова встретились, друг мой, – сказал он, и Хью припомнил, что Пауль находил юмор в любой ситуации, даже подобной этой. Потом Хартманн посерьезнел: – За тобой следили?

– Не знаю. Вроде бы нет. Я не очень-то соображаю в таких вещах.

– Добро пожаловать в новую Германию, дружище Хью! Ты убедишься, что к этому привыкаешь быстро.

За соседним столиком сидел мужчина в форме СА и читал «Штюрмер». На первой полосе бросалась в глаза злобная карикатура на еврея с осьминожьими щупальцами. Легат надеялся, что шум в баре защитит их от подслушивания.

– Здесь безопасно? – вполголоса спросил он.

– Нет. Но безопаснее, чем там, где мы были. Закажем по кружке пива. Заплатим и выйдем с ними в сад. Говорим исключительно по-немецки. Мы с тобой два друга, встретившиеся после долгого перерыва, и нам есть о чем потолковать. Что, в общем-то, правда. Самая лучшая ложь – та, в которой много истины.

Он подозвал официанта:

– Два пива, пожалуйста.

– Ты не сильно переменился, – заметил Легат.

– Ха! – Хартманн рассмеялся. – Если бы только знал!

Он достал зажигалку, пачку сигарет, предложил Легату, наклонился, дав ему огня первому, потом закурил сам. Они откинулись на спинки стульев и некоторое время молча курили. Наконец Пауль посмотрел на друга и тряхнул головой, словно отказываясь поверить собственным глазам.

– Тебя не хватятся? – спросил Хью.

– Кое-кто за мной определенно приглядывает. Тут ничего не поделаешь.

Легат продолжал оглядывать бар. Непривычный табак оказался крепким – в горле першило. Он ощутил вдруг жуткую усталость.

– Будем уповать, что переговоры не закончатся раньше, чем мы вернемся.

– Мне это кажется маловероятным. Даже если главы придут к согласию, пройдет еще какое-то время, пока они обговорят все детали. А если соглашение не родится, будет война… – Хартманн сделал глубокую затяжку. – А тогда наша с тобой маленькая встреча окажется совершенно бессмысленной.

Он смотрел на Легата сквозь дым. Хью подумалось, что глаза у друга запали глубже, чем это помнилось ему по прежним временам.

– Я читал, что ты женился, – сказал Пауль.

– Да. А ты?

– Нет.

– А как же Лейна?

Он обещал себе, что не будет спрашивать. Хартманн отвел взгляд. Настроение у него испортилось.

– Боюсь, мы больше не общаемся.

Официант принес пиво, поставил перед ними и поспешил обслуживать других посетителей. Легат сообразил, что при нем нет немецких денег. Хартманн высыпал на стол пригоршню монет.

– Будем считать, что это «мой раунд», как это принято у вас говорить, – сказал он. Потом ненадолго закрыл глаза. – «Петух и Верблюд». «Корона и Чертополох». «Фазан и Сент-Джайлз»… Как они там? И вообще, как там все? Как альма-матер?

– Все как всегда. И Оксфорд все там же.

– Только, увы, не для меня. – На глаза Пауля навернулись слезы. – Ну да ладно. Полагаю, пора перейти к нашему делу.

Коричневорубашечник за соседним столиком оплатил счет и поднялся, оставив на столе газету.

– Прости, товарищ, – обратился к нему Хартманн. – Если тебе не нужен больше твой «Штюрмер», могу я его взять?

– Пожалуйста.

Мужчина передал ему еженедельник, дружелюбно кивнул и ушел.

– Вот видишь, они вполне себе ничего, если знать к ним подход, – сказал Пауль. – Бери свое пиво и давай выйдем на улицу.

Он затушил окурок.

На посыпанной гравием площадке под облетевшими деревьями стояли металлические столики. Солнце зашло, быстро сгущались сумерки. В пивном дворике было так же людно, как в баре: мужчины в кожаных шортах, женщины в альпийских платьях дирндль. Хартманн подвел друга к столику рядом с лавандовой клумбой. Дальше начинался Ботанический сад. Аккуратные тропинки, цветники, образцы пород деревьев – все выглядело таким знакомым.

– А нам прежде не приходилось тут бывать? – спросил Легат.

– Да. Мы сидели тут и спорили. Ты обвинил меня, что в сердце я нацист.

– Неужели? Мне жаль. Для иностранца германский национализм непросто бывает отличить от нацизма.

– Не будем об этом. – Хартманн махнул рукой. – Времени нет.

Он выдвинул стул, стальные ножки заскрипели по гравию. Они сели. Легат отказался от новой сигареты. Пауль закурил.