Порнографическая поэма - Майкл Тернер

КАМЕРА НАЕЗЖАЕТ

Женщина заталкивает фаллоимитатор мужчине в анус. Сначала она действует осторожно, но после нескольких движений входит во вкус. Вскоре она уже работает в бешеном ритме.

КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ

Женщина продолжает ебать мужчину в задницу. В кадре опять появляется собака. Она кладет передние лапы на спину женщине и начинает сношаться с ней.

КАМЕРА НАЕЗЖАЕТ НА ЯЙЦА ПСА

КОНЕЦ

— Ваш второй фильм.

— Верно. Еще один кодаковский момент.

— Еще один украденный момент.

— Он не был украден. Он был мной найден.

— Точно так же, как вы сами пришли к идее смачивать палец.

— Это другое.

— Как же вы в конце концов пришли к этой мысли?

— Я просто отдал все на проявку в кодаковскую фотолабораторию в Нью-Джерси, и они проявили мне все на своей машине.

— Вы не боялись, что ваши пленки вам вернут в полиции?

— Нисколько. Пенни сказала мне, что никто не просматривает пленки. Они просто помещают их в машину и нажимают кнопку, а потом отдают проявленную кассету заказчику.

Я занялся новым интеллектуальным проектом. «Рефлексивная жизнь», как Нетти назвала это. Она посещала в школе занятия по классической литературе и однажды позвонила мне из Англии, чтобы рассказать о Платоне, Софокле и «Семерых против Фив». Она всегда давала мне какие-то советы, всегда посылала какие-то открытки с афоризмами. «Рефлексируй», — написала она мне после того телефонного разговора. Еще через неделю пришла открытка, на которой было написано: «Познай самого себя».

В ответном письме я рассказал ей об изобретенном мной детекторе лживости. Я привел также чертеж. Нетти показала чертеж и описание моей машины своим учителям, и те сказали ей, что это прекрасное «критическое орудие». Она согласилась с этим, хотя, уверен, она должна была спросить у них, что они имеют в виду — так же как я должен был спросить об этом ее. Но как бы то ни было, я потратил кучу времени на работу с детектором лживости и неизменно получал превосходные результаты. Это был прекрасный прибор не только для самооценки, но и для понимания всего, что меня окружало. Через некоторое время я разработал шкалу говнистости. Она была основана целиком на чувственной оценке. Общая идея состояла в том, что наивысшие оценки получали самые выдающиеся мудаки. Бобби Голтс, например, лидировал, доходя иногда почти до максимума (наивысший зарегистрированный показатель — 0,97), тогда как Нетти никогда не показывала больше 0,08.

Детектор лживости стал моим верным компасом. Он не позволял мне отклоняться от верного курса. Я пользовался им каждый день, как пользуются зубной щеткой. Я подумывал даже, не дать ли ему другое название — чуть более уважительное. Одна из идей была называть его версификатором. Но Нетти не согласилась. Ей совершенно не понравилось новое название. Так что я в конце концов решил оставить за детектором лживости его прежнее имя. Просто мой детектор лживости.

11 октября 1978 г.

Манчестер, Англия

Привет!

Версификатор? Что за дурацкое название! Называй лопату лопатой, товарищ. Это злая вещь; ты не можешь просто так менять его имя. Да и какое отношение он имеет к поэзии? Стихи живые. Они всегда входят нам в голову и потом заебывают нас до смерти! А то, что ты описываешь, слишком статично, чтобы быть стихом. Больше всего похоже на татуировку. Ну, тебе лучше знать…

Ну ладно, мне надо идти. Через час отправляюсь в путешествие — в Лондон! Хочу отправить это письмо до отъезда. Кстати, полистай Гессе. А то ты начинаешь походить на хиппи.

Пока!

Нетти

Итак, рефлексия шла полным ходом. У меня было много предметов для размышлений. Разнообразные мелочи жизни, например. Их осмысление позволяло мне быть на коне. Я обдумывал каждую деталь. Я постепенно отучался от Германа Гессе — раз уж я решил, что не похожу ни на Нарцисса, ни на Гольдмунда[26], и осваивал теперь множество самых разных тем.

Много размышлял над Платоном и Декартом. Потом я забросил их и стал читать Ницше. Мне нравилось то, что он говорил о конце Просвещения — чем бы оно ни было. Но больше всего я любил его «Максимы». Они напоминали мне каракули, которые Нетти, бывало, нацарапывала на полях учебников в седьмом классе.

— Это для стихов, — сказала она, когда я спросил ее об этих записях. — Строчки.

25 октября 1978 г.

Манчестер, Англия

Привет!

Вижу, ты получил мой список литературы. Прочитал уже про изгнание поэтов у Платона? Так что ты можешь гордиться. Думаю, ты поступил правильно. Незачем плевать против ветра.

Да, Декарт. Мы его как раз разносим в клочки — все эти рассуждения о рациональной науке. Здесь все луддиты, все анархисты. Твои одноклассники пытаются превзойти друг друга, чтобы стать мистером или миссис двенадцатый класс, а мы боремся за право называться анархистом года. Да, тут собралась очень веселая компания!

Надеюсь, ты не слишком огорчился из-за этой дурацкой истории. Держи подбородок выше! И побольше выходи, исследуй мир.

Пока!

Нетти

В конце концов я бросил философию и вернулся к литературе. Особенно к Чарлзу Олсону[27]. В течение некоторого времени я представлял себя резидентом Глостера. Когда я написал об этом Нетти, она настояла на том, чтобы я начал читать Паунда[28]. Закончив его «Песни», я сообщил ей об этом, и она прислала мне поощрительный подарок — «Нежные пуговицы» Стайн[29]. Какая это была замечательная книга! Потом она прислала мне список английских писателей, современных. Туда входили авторы вроде Анджелы Картер[30], которая тогда нравилась мне больше всего на свете. Я был просто влюблен в ее «Любовь». Так что я получил кучу всего такого, чего не получал в школе, и мог вволю поразмыслить над этим дерьмом.