Как управлять поместьем: пособие для попаданки - Ольга Иконникова

забывать! И пусть я буду далеко от них, на расстоянии полутора столетий, я хочу помнить о том, что они где-то есть. И знать, что они обо мне тоже помнят.

Вариантов развития событий несколько — и это только те, которые пришли мне на ум.

Вариант первый. Я возвращаюсь в тот самый день, когда я перестала быть директором АО «Даниловское молоко». В свой дом, в ту же самую комнату. Вот только Паулуччи там быть уже не должно. И я, возможно, даже не буду знать, что Паулуччи был вообще. Я просто снова стану той, которой всегда была — хорошей девушкой Аней — умницей и отличницей, радеющей о своей деревне и о предприятии, которое создавали дед и отец. Вот только это радение, как оказалось, никому было не нужно.

А настоящая Анна Николаевна? Что будет с ней? Она вернется в свой девятнадцатый век и тоже ничего не будет помнить о путешествии во времени? Но если так, то это значит, что она тоже окажется в том самом дне, когда всё это случилось. Вернее, в том самом вечере, когда они с графом Даниловым ехали в его поместье.

Я вспомнила занесенный снегом лес. И волчий вой. И вилы, что держал в руках Кузнецов. И мне снова стало страшно. Сумеет ли Анна Николаевна добраться до поместья?

Но даже если она доберется, что она увидит там, в Даниловке? Ветшающую усадьбу, голодных крестьян. А значит, всё то, что я делала эти месяцы в поместье, окажется зря? И не будет никакого сырного завода. И конной косилки. И ватных палочек.

Думать об этом было невыносимо, и я предпочла переключиться на альтернативные возможности.

Вариант второй. В двадцать первом веке с момента моего перемещения прошло столько же времени, сколько и в девятнадцатом. А значит, я оказываюсь там, где была бы сейчас, если бы никакого перемещения не было вовсе.

А Анна Николаевна оказывается в поместье, рядом с Глафирой Дементьевной, и всё то, что я сделала в Даниловке, не пропадает втуне. Правда, у настоящей графини Даниловой сложности возникнут всё-таки могут. И Сухарев, и Назаров, и Варя со Стешкой, и остальные слуги не знали другой графини, кроме меня. И хотя Черская говорила, что мы с ней очень похожи, различия между нами всё-таки есть. Как объяснит их всем тетушка? Что скажет в оправдание того, как переменилась Анна Николаевна? Разве что велит племяннице сказаться больной и уложит ее в постель, а потом изменения во внешности спишет на последствия болезни.

А вот что всё это время делала графиня в двадцать первом веке? Сумела ли приспособиться к тому, что ее внезапно окружило? Мне в этом отношении было проще — я про девятнадцатый век многое знала из книг, фильмов и уроков истории, а вот она о нашем времени не знала ничего. А учитывая те изменения, что произошли в мире за полтора столетия, от этих перемен можно было тронуться рассудком. И не обнаружу ли я сейчас себя в сумасшедшем доме?

Такая перспектива тоже показалась мне ужасной. Но, возможно, я недооцениваю Анну Николаевну, и она, будучи всё-таки ведьмой, сумела проявить характер. Вот только без посторонней помощи ей было никак не обойтись. У меня в девятнадцатом веке была хотя бы тетушка. А кто мог помочь ее сиятельству? Подруга Лида? Это вряд ли. После того собрания она наверняка побоялась бы показаться мне на глаза.

И я снова, уже в который раз прониклась жалостью к своей тезке, ощутив отчаяние и страх, которые, должно быть, ощущала и она сама. Так что этот вариант был едва ли лучше первого.

Вариант третий — самый непредсказуемый. Что, если мои действия в прошлом запустили какой-то неведомый механизм, который изменит и будущее? И гибель Паулуччи в девятнадцатом веке уже привела к необратимым последствиям? Кажется, это называется эффектом бабочки.

Обдумать этот вариант я не успеваю — потому что, открыв глаза, обнаруживаю себя в знакомой обстановке.

52. Настоящая графиня

Большая комната с книжными шкафами вдоль одной из стен. Украшенная изразцами печь, сложенная когда-то руками отца. И мягкое кресло рядом с ней.

На мне — то самое нарядное синее платье, в котором я была на собрании акционеров. А на шее — сапфировое колье.

Мне кажется сначала, что ничего не изменилось — как будто я просто вернулась домой после того приснопамятного собрания. И я даже ловлю себя на мысли о том, а было ли вообще это путешествие во времени, или оно всего лишь — плод моего воображения?

Но потом взгляд останавливается на лежащей на столе книге. «Настройщик» Дэниела Мейсона. Но у меня никогда не было такой книги!

И за окном — совсем не зима!

А еще я слышу чьи-то голоса. Мужской кажется мне знакомым, но от волнения я всё-таки не могу определить, кому он принадлежит. А вот женский я точно слышу в первый раз.

Разговор идет на кухне. На моей кухне! Но кто эти люди, и что они тут делают? Меня уже ничем не удивить, но напугать всё-таки можно, и я на всякий случай тянусь к стоящей у печи кочерге. Но руки дрожат, и кочерга с грохотом падает на пол.

Голоса стихают, зато теперь я слышу шаги — и они всё ближе и ближе. Дверь распахивается.

На пороге — мужчина и женщина. И если женщина мне не знакома, то мужчину я узнаю без труда.

— Павел? Ты что тут делаешь?

Паша Лагунов — одноклассник, друг детства, коллега. Единственный, кто тогда, на собрании, меня поддержал.

— Аня? — неуверенно переспрашивает он и смотрит на меня так, как, наверно, смотрел бы на привидение, вздумай оно показаться ему на глаза. — Анька, ты вернулась?

Через секунду он оказывается уже рядом со мной, хватает в охапку, кружит по комнате. А я уже плачу от радости, потому что Пашка — один из немногих, кого я рада встретить, вернувшись домой.

Наконец, он ставит меня на пол и оборачивается к девушке, которая всё еще стоит у дверей.

— Нюра, иди сюда! Давайте я вас, наконец, познакомлю!

Нюра???

Девушка примерно моего роста и моего телосложения. Волнистые волосы до плеч. Одета в футболку и джинсы.

В ней нет ничего, что наводило бы на мысль о девятнадцатом веке, и всё-таки я понимаю, что это она — графиня Данилова!

Мы долго смотрим друг на друга — внимательно, оценивающе.

А всё-таки она неплохо вписалась в эту обстановку — кажется, я беспокоилась о ней зря. Но