Умри или исчезни! - Андрей Дашков

Экс-полковник заскулил, даже не слыша этого унизительного для себя звука. Он мечтал подохнуть, но не мог сдвинуться с места, не то что причинить себе какой-либо вред. Он не пошевелился и тогда, когда ледяные пальцы обхватили его шею, а жена, которой полагалось быть дважды мертвой, начала подтягивать к нему свое тело.

* * *

…Тающий лед осыпался с нее розовыми кристаллами, и вскоре лицо, покрытое трупными пятнами, закрыло от Девятаева все остальное. Он пытался оттолкнуть от себя это тело, бывшее когда-то не слишком тяжелым, но сейчас оно придавило его, как обломок гранитной скалы. Его руки соскользнули вниз и тут же были прижаты к бедрам. Штурвал оказался в крайнем притянутом положении; самолет начал набирать высоту. Ноги трупа с переломанными костями провалились в отверстие, и теперь в кабину без помех врывался яростный холодный ветер…

Жена оседлала Девятаева, крепко обхватив его шею искалеченной рукой. Антон, у которого от потрясения дрожали веки, смотрел в глубокую трещину, начинавшуюся от ее груди и протянувшуюся до паха. Там шевелилось что-то розовое, ритмично ударяя его в живот. Потом он ощутил прикосновения маленьких и очень ловких ручек, разорвавших комбинезон и расстегнувших пуговицы на рубашке.

Девятаев почему-то решил, что уже сошел с ума. Во всяком случае, он преодолел рубеж, за которым не было ужаса и осталась лишь тупая апатия… Женский таз вибрировал над ним, прижимаясь все сильнее и сильнее. Потом маленькие детские зубки, похожие на крысиные, начали прогрызать дыру в его коже. Несмотря на дичайшую боль, он не мог изменить положение тела. Собственная кровь стекала ему в пах и собиралась под непромокаемой тканью комбинезона липкой теплой лужей.

Младенец продолжал грызть быстро и неуклонно, работая челюстями, будто взбесившаяся землеройка своими лапками. Потом раздалось влажное чавканье. Девятаев, каким-то чудом не потерявший сознания, понял, что ребенок уже добрался до его внутренностей.

Когда полость в животе стала настолько большой, что в ней могла поместиться кукла, младенец выполз из материнского чрева. Он был багрово-синим и волок за собой зловонную пуповину. Потом он сам перегрыз ее и принялся устраиваться в горячем клубке кишок. Слизь, которой он был покрыт с ног до головы, служила ему смазкой. После этого розовые пальчики схвати лись за края раны, пытаясь снова соединить их и спрятаться от закатного света…

Но света уже почти и не было.

Последние лучи солнца прокололи небо гаснущими конусами, и на их месте появились первые звезды. Альтиметр, которого Девятаев не мог видеть, показывал восемь километров – потолок для самолетов такого класса. Вскоре стрелка уперлась в ограничитель, но «Ан-58» продолжал набирать высоту, с ревом поднимаясь в разреженные и холодные слои атмосферы.

Спустя еще несколько десятков секунд началось оледенение. Девятаев, выдержавший чудовищную пытку до конца, почувствовал, как немеет лицо, покрываясь маской инея. Это было его Последним ощущением. Тело женщины бесследно исчезло, словно растворилось в воздухе.

* * *

Мертвец, внутри которого находился ребенок, сидел в пилотском кресле, уставившись перед собой невидящими глазами. В них постепенно набивались льдинки. В волосах скапливалась снежная вата. Корка засохшей крови превратила ткань комбинезона в твердую ломкую оболочку.

…В течение десяти минут самолет летел на высоте двенадцать километров. Теоретически этого было достаточно, чтобы все живое в разгерметизированной кабине стало мертвым.

Потом началось неизбежное снижение. Высвободившийся штурвал отвалился от вспученного живота пилота. Спустя некоторое время угол пикирования достиг критического значения. В сгущающихся сумерках мерцали шкалы приборов, сигнализирующих об обреченности машины. Прогретый воздух плотных слоев атмосферы с шумом врывался в отверстие, пробитое женским телом, и закручивался теплым вихрем…

Еще через шесть минут пилот зашевелился. Его глаза, припорошенные тающим инеем, открылись пошире. Рука ледяной мумии с хрустом распрямилась и потянула штурвал на себя, предотвращая бесконтрольное падение самолета. В уши ворвались отчаянные вопли диспетчеров.

Девятаев негнущимися пальцами поправил ларингофон и слегка изменившимся голосом запросил данные для посадки.

* * *

Он благополучно посадил поврежденный самолет и объяснил появление дыры в лобовом стекле столкновением с птицей. Поскольку обошлось без жертв, а борт был частным, специальное расследование не проводилось. Недоумение у техников вызвало только то, что они не нашли никаких следов перьев, костей или мяса внутри кабины. В остальном инцидент казался исчерпанным, и Девятаева поздравили со вторым рождением. Никто не знал, насколько это верно. «Счастливчику пришлось поставить выпивку в местном баре.

Экс-полковник был необщителен, и только один человек из аэродромной службы заметил странную вещь: раньше глаза пилота были глубокого синего цвета, удачно сочетавшегося с темными волосами, а теперь они стали бледно-голубыми, как у младенца.

«Линзы, – решил этот человек. – Вот это да: полковник приобрел цветные контактные линзы!.. Должно быть, совсем рехнулся от одиночества».

Мальчик казался остекленевшим. Он замерз так сильно, что даже не дрожал. Там, откуда он переместился, стоял десятиградусный мороз. Теплый воздух летней ночи еще не успел растопить сковавшую его скорлупу. На босых израненных ногах тускло блестели льдинки и комья влажной грязи, смешавшейся с кровью.

Было видно, что он потерял способность двигаться. Струйки воды, стекавшие с редких волос, попадали в открытые глаза, но он не мог опустить веки. Спортивный костюм задубел от грязи… Мальчик был настолько беспомощной и легкой дичью, что это, возможно, умилило даже барона Найссаара. Тем не менее, когда на аллее появился Голиков, Виктор недолго колебался, в кого стрелять первым, – и выстрелил в ребенка.

Саша Киреев почувствовал сильный удар в правое плечо, будто его ткнули туда тупой палкой. Невероятная усталость сыграла роль анестезии. Он потерял сознание раньше, чем равновесие.

Его отбросило на несколько шагов назад, и он упал, свернув голову набок, как сломанная кукла. Трава под ним мгновенно съежилась и пожелтела.

Второго выстрела из «штайера» не последовало, потому что загремел «беретта». Увидев, что произошло с мальчиком из кошмаров. Макс побежал к нему, на бегу стреляя в Найссаара. Вначале он промахнулся и попал лишь тогда, когда на него уже уставился черный зрачок «штайера». Пуля отделила мясо от кости на бедре Виктора и вышла наружу вместе с клочьями мышцы. Бывшего владельца клуба развернуло, как будто он стоял на вращающейся платформе, и рука с пистолетом оказалась направленной в сторону от бегущей мишени.

Несмотря на болевой шок, барон остался в сознании и сумел избежать еще двух попаданий, сразу же повалившись на землю. Голиков впервые воочию увидел, что означает совершенное умение перемещаться. Найссаар закрыл глаза, опустив тяжелые веки кокаиниста, и уже через мгновение его тело исчезло. Раздался тихий хлопок воздуха, заполнившего образовавшуюся пустоту в пространстве.