Однажды в Париже - Дмитрий Федотов

— Остановитесь, месье! Вы меня толкнули!

— Пустите! — раздраженно рявкнул Анри. — Именем кардинала!

— Вы грубиян, месье! Мы будем драться!

Знакомый голос! Анри повернулся и тут же узнал в задире аббата де Гонди.

Тот, как всегда, выступал не в сутане, а в великолепном костюме. Поперек тощей груди шла сверкающая полоса настоящего золота — так густо была расшита перевязь шпаги.

Но и подслеповатый аббат узнал де Голля. Хотя и не сразу. Сперва он прищурился, вглядываясь в лицо врага, потом его смуглое личико исказилось, глаза широко распахнулись, рот приоткрылся. Отпустив плечо лейтенанта, аббат медленно попятился.

— Отлично, месье де Гонди! — хищно воскликнул де Голль. — Где и когда? Говорите скорее, я спешу!

Аббат молча шлепал губами и отступал.

— Да говорите же! Королевская площадь? Пре-о-Клер? Монастырь Дешо? Выбирайте скорее, дьявол бы вас побрал!

Наскоро перечисляя любимые места записных бретеров, Анри резко повернулся — он не хотел упускать Бийо. Тот уже успел затеряться в толпе, но, если побежать во весь дух, еще можно было бы его нагнать. Анри стремительно развернулся обратно к аббату, но того уже и след простыл, лишь громко хлопнула дверь дома, откуда он только что вышел.

Рассвирепевший де Голль попытался было ворваться следом, но аббат, очевидно, успел задвинуть засов. Несколько раз ударив дверным кольцом, Анри отбежал на несколько шагов, чтобы оглядеть дом целиком, и увидел в окне второго этажа человека, делающего рукой общепонятный жест, означавший: убирайтесь прочь!

На мгновение их взгляды встретились, человек в окне усмехнулся, повернулся и исчез. Но усмешка его была воистину демонической, и Анри наконец узнал в нем того господина с лютней, что учил мальчишек скверной песенке. Это не было сходством черт лица — это было какое-то иное сходство!

Де Голль снова кинулся колотить дверным кольцом. Разумеется, ему не открыли, и после пятого удара Анри понял, что рискует стать посмешищем. Вон — уже прохожие стали останавливаться и перешептываться. Спорить с лейтенантом гвардии его преосвященства никто из горожан бы не рискнул, но втихомолку посмеяться над ним — огромное удовольствие.

Носильщики с портшезом тоже исчезли, а куда — неведомо, и правды праздная публика, скорее всего, не скажет. Вламываться же в чужой дом в одиночку грозило, в случае неудачи, весьма серьезными неприятностями. Де Гонди вполне способен настрочить кляузу в канцелярию его преосвященства на бесчинство гвардейского лейтенанта.

Поразмыслив и несколько успокоившись, де Голль подозвал к себе двух уличных мальчишек, которые тоже наблюдали за его попытками взять дом приступом.

— Беги-ка на улицу Старых Августинцев, — сказал он одному, рыжему и вихрастому, — увидишь там гвардейца на гнедом коне, который держит в поводу рыжего, скажи, чтобы немедленно ехал сюда. Сделаешь — получишь двойной денье! А ты, — Анри ткнул пальцем во второго, тощего и длинного, — получишь двойной денье, если догадаешься, где у этого дома второй выход. Живо! Побежали!

Сам де Голль зашел за угол и занял наблюдательный пост. Могло статься, что, не увидев его из окна, де Гонди рискнет все же выйти на улицу.

Аббат и его приятель-демон так и не появились, зато одновременно прибыл дю Геник вместе с рыжим посланцем и вернулся тощий мальчишка, отправленный искать второй вход.

— Там есть дверь, господин! Дверь ведет в подвал, а больше ничего! — доложил мальчишка и получил награду.

Ясно было, что де Гонди через эту дверь и сбежал, да и «демон» с лютней, скорее всего, тоже. Звать городскую стражу, именем короля требовать, чтобы отперли дверь, и учинять обыск было поздно.

— Что-то случилось, господин лейтенант? — спросил озадаченный дю Геник.

— Случилось… Да поздно теперь… Ладно. Едем искать де Туша.

Они нашли гвардейца в доме его тетушки, вдовы маркиза де Труа. Тетушка была всего-то на несколько лет старше племянника и имела весьма цветущий вид. Так что, когда де Голль с дю Геником вошли в гостиную в сопровождении слуги, то застали прелюбопытнейшую сцену: Роже, возлежащего на софе с компрессом на голове, и тетушку, сидящую в изголовье и нежно обмахивающую лицо племянника веером.

Правда, физиономия у пострадавшего действительно была в неприглядном виде — слегка перекошенная из-за большого кровоподтека с левой стороны на скуле и несколько комичная из-за сильно распухшего носа.

При виде гвардейцев тетушка всполошилась, вскочила с софы и попыталась сделать строго-неприступное лицо, прикрыв веером весьма откровенное декольте.

— Ох, господа! Наконец-то! — возгласила маркиза глубоким контральто. — Вы пришли проведать моего бедного мальчика?

— Примите наши извинения, мадам, — галантно раскланялся де Голль, и дю Геник тут же последовал его примеру. — Мы получили ужасное известие, что наш товарищ попал в неприятности и даже пострадал. Мы, конечно же, сразу отправились на его поиски, дабы оказать помощь…

— …но видим, что Роже уже обрел ее в вашем лице! — радостно подхватил дю Геник.

«Бедный мальчик» при этих словах заметно покраснел, сел на софе, отбросив компресс, и тогда стало видно, что на лбу его цветет здоровенная дуля.

— М-да, дружище, — покачал головой Анри, — крепко тебе досталось! И кто же тебя так?

— О, это все проклятые мушкетеры! — с жаром принялся рассказывать де Туш. — Я зашел выпить пи… э-э… воды в кабачок месье Эхуда, что на улице Гиацинтов. Месье Эхуд, как истинный хозяин, предложил мне слегка перекусить с ним за компанию, отведать свежих рисовых лепешек с медом. А в качестве питья порекомендовал прекрасный домашний сидр! И вот только мы с ним выпили по пер… э-э… по полстаканчика, как в кабачок буквально ввалились двое мушкетеров. Клянусь, господа, они оба уже были в изрядном подпитии!..

— С утра пораньше? — усомнился де Голль. — Не похоже на господ мушкетеров. Их капитан, месье де Тревиль, весьма строг в смысле употребления его подчиненными хмельных напитков, особенно на службе.

— А кто говорит о службе? — пожал плечами Роже.

— Ну, ты же только что назвал их мушкетерами, значит, они были в своей форме и, следовательно, несли службу.

— А-а… нет, не было на них формы…

— Тогда с чего ты взял, что это были мушкетеры?

— Ну… — Роже явно стушевался. — Может быть, месье Эхуд их так назвал… Не важно! Эти господа сразу стали громко требовать, чтобы их обслужил именно господин Эхуд. Я, естественно, сказал, что хозяин занят со мной и придется им подождать, пока он освободится. Но эти двое обозва… э-э… оскорбили меня!

— И ты, конечно, немедленно полез с ними в драку, — подытожил дю Геник. — А как они тебя обозвали?

Де Туш смерил его презрительным взглядом, что в сочетании с разукрашенной физиономией выглядело смешно, и потому даже де Голль не смог удержаться от улыбки, а дю Геник так вовсе расхохотался. Роже побагровел, тонкие усики над верхней губой его встопорщились, словно у кота.