Загадка угрюмой земли - Сергей Сальников

– Я нашел ее здесь… – Монах указал на постамент, на котором сидел.

Шеффер наградил егерей уничижительным взглядом и после беглого осмотра металлической бляшки передал ее Шорнборну:

– Вилли, взгляните! По-моему, здесь что-то по-русски написано.

Шорнборн придвинулся к свету. Это была серебряная медаль русской армии размером полтора дюйма на дюйм, с двумя скрещенными у ушка мечами. На лицевой стороне медали отчетливо было видно выпуклое изображение женщины, стоящей на фоне восходящего солнца с мечом в протянутой руке. На оборотной стороне медали, в верхней ее части, полукругом по краю выгравировано: «ПОХОД ДРОЗДОВЦЕВ» и поперек медали несколько идущих друг за другом строк: «Яссы – Дон», «1.200 верст», «26.II – 25.IV.1918», а в последней строчке было выгравировано «князь Александр Благовещенский».

– Что там написано, Вилли?

– Это русская медаль за поход в восемнадцатом году. А здесь указано имя какого-то князя – Александр Благовещенский.

– Возможно, это фамилия награжденного?

– Похоже, что это так! Во всяком случае, будем на это надеяться, но меня сейчас занимает другое. Бодцан, ты говорил что-то о хранителе – это его медаль?

– Да, сахиб, он был здесь. Давно.

– А где он сейчас? Ты ведь сказал, что он жив?

Монах взял из рук Шорнборна медаль, плотно зажал в своей ладони и сомкнул веки. Наступила полная тишина. Наконец он разомкнул узкие щелочки глаз:

– Он живет в очень большом городе, в центре которого стоит великая башня, сделанная из железной паутины…

Шорнборн с Шеффером переглянулись и почти одновременно воскликнули:

– Эйфелева башня?! Париж?!

Древняя Русь

Лето 5876-е от Сотворения Мира (368-е от Рождества Христова)

Вожак настороженно всхрапнул и прянул в сторону. Темная масса встревоженного табуна, теснившегося под утесом, подалась за ним, поблескивая лоснящимися под луной спинами, и дробный перестук копыт разорвал ночную тишину. Раскатистое эхо набатом забилось меж каменистых берегов. Оно постепенно удалялось и затихало, но кони, достигнув опушки, метнулись от разложенного там костра, заложили круг, и их грохочущая лава вскоре вновь приблизилась к утесу. Закружив на месте, кони сбились под утесом и, чутко прядая ушами, боязливо пятились от его черной громадины.

Оттуда, из его ночной тени, словно из потустороннего мира, вместе с наступившей тишиной возник высеребренный лунным светом силуэт. Он едва колыхнулся в потоке воздуха и невесомо двинулся к тропе. Табун вновь встрепенулся, но приглушенный рык осадил его. Сверкнули белизной крепкие клыки, и мистический силуэт материализовался в матерую волчицу. Ощерившись на замерший табун, волчица мягко вскинулась на тропу.

Вожак, вороной жеребец, пружинистой рысью прошелся вдоль табуна, отсекая его от, казалось бы, неминуемого нападения, но волчица была уже далеко. Бесшумно стелясь над тропой, она взобралась на самую вершину утеса и вытянулась в струнку, будто изготовившись воспарить к небу. Там, в вышине, в центре звездного шатра, распластавшегося над миром, царствовала полная таинственного света луна. Поток магнетической силы, нисходящий от ночного светила, завладел волчицей, и она, до сосков дрожащая от вибраций вселенной, прикрыла глаза. В ее утробе стал зарождаться вой. Он нарастал с такой неудержимой силой, что волчица лишь покорно вытянула голову, и леденящие душу звуки полились в ночь. Все живое окрест затихло и замерло в неподвижности, только тени, множимые отсветами пламени, колыхались в причудливом танце.

Но старца, восседавшего у костра, игра теней ничуть не занимала. Внимая заунывному пению волчицы, он и не видел, как одна из теней вдруг вырвалась из общего хоровода, оторвалась от земли и, словно гонимая ветром, беззвучно понеслась к костру. А справа и слева приподнялись еще две и бесшумно заскользили следом. Три отчетливых в лунном свете силуэта крадучись перемещались меж валунов. И только волчица протяжной нотой закончила свою песнь, таинственные воины корявыми силуэтами выросли в трех саженях от костра. Цель их была очевидна – этот старый и немощный волхв был совсем один.

Крылом неведомой птицы раскрылась ловчая сеть, свитая из конского волоса, но в тот же миг крик одинокого селезня прорезал ночь. Пропели отпущенные тетивы, и стрелы с тихим посвистом рассекли ночное пространство. Ловчая сеть, не успев полностью раскрыться, опала к ногам воина – кованый наконечник прошил основание его головы, и стрела, сокрушив шейные позвонки, вылезла из горла. Он булькнул фонтанчиком из посиневшего рта, судорожно ухватился обеими руками за торчащую стрелу и, хрипя, упал навзничь. Ближнему к лучникам воину стрела ударила в левую лопатку и пронзила сердце. Тот, что находился дальше всех, успел лишь повернуть голову в сторону неясных звуков. Последнее, что он увидел, – это лунный блик на острие стрелы, резанувшей его глаз.

Князь Благовед, распластавшийся на вершине огромного валуна, еще некоторое время зорко всматривался в каменную осыпь. Его лучники, хоронившиеся до поры в укромных местах, после томительного ожидания не утратили своей сноровки. Поверженные тела нападавших лежали в неподвижности там, где их настигла смерть, а иные тени ничем не выказывали какой-либо опасности. Лицо князя на миг осветилось, и он засобирался уж спуститься вниз, но совсем рядом под