Орлиная гора - Инна Живетьева

– Вызови Маркия Лесса.

Постоял, гоняя в душе крысу. Та пометалась, но, поняв, что решение окончательно, – смирилась и ушла.

У шатра уже жарко дышал на котелок огонь, появился и второй адъютант, Фалькия было не видно.

Стол хранил следы ночного бдения. Эдвин сдвинул в сторону кубки, свернул карту. Тяжело опустился в кресло, посмотрел на стул, жалобно скрипевший во время разговора под массивным князем Нашем. Должен понимать Весеней – не он, так, может, и не решился бы Эмитрий на предательство. И он это понимает. А мальчишку жалко. Хорошо, что теперь есть возможность не отправлять его на виселицу. Не забыть бы предупредить коннетабля, может, и появится княжич.

– Мой король! – голос Маркия Лесса прервал размышления.

– Возьми бумагу, пиши.

Марк устроился у стола, глянул вопросительно. Нечасто он слышал такие приказы.

– «Барон Улек! По получении письма вы переходите в распоряжение коннетабля. Немедленно выезжайте. Помните указ», – продиктовал король. Прошелся вдоль стола, чувствуя, как неотрывно следует за ним взгляд Лесса. – Ты знаешь, что делают с пленными порученцами?

Марк вспыхнул, вскочил:

– Я не боюсь, мой король!

– Поедешь прямо, вдоль Макарьевского тракта. К вечеру будешь у Макарьевского озера. Если попадешься, отдашь это письмо.

– Я смогу промолчать.

Эдвин чуть качнул головой: мальчишка!

– Барон поймет, что письмо фальшивое. Передашь на словах: он должен немедленно выехать в Ивовую балку. Скрытно, как умеет. Завтра, через четыре часа от полуночи, там встретятся князь Крох и князь Шадин. Князей брать живыми.

Молодец мальчик: выслушал спокойно.

– Ты понял?

– Я все понял, мой король.

А вот голос слегка дрогнул. Ничего, справится.

– Мне нужно будет немедленно вернуться?

– Да.

Марк замялся у входа, так и не тронув полог, отгораживающий импровизированный кабинет от маленького закутка, в котором обычно ждали порученцы.

– Мой король, могу ли я спросить?

Ну вот, все-таки не выдержал наследник князя Кроха. Эдвин кивнул.

– Почему – я?

Не этого вопроса ждал король.

– Я доверяю тебе.

* * *

Митька смотрел, как умирают за Орлиной горой облака. Ветер уносил их на запад, и там они растворялись в багровом закате. А днем в той стороне небо было темным от дыма. Туда ездил отец, сжег еще одну деревеню рода серебряного Оленя. К счастью, он не взял с собой сына. Митька проводил с башни отъезжающий отряд. Отец оглянулся, махнул рукой. Княжич слабо качнул ладонью в ответ. Хотелось крикнуть: я предал тебя! Этой ночью я предал тебя! Создатель, лучше бы довелось умереть в Южном Зубе. Наверное, никогда еще Митька не любил отца так остро, как тогда, глядя на оседающую на дороге пыль за его отрядом. Так любят, стоя у гроба; вот только хоронил княжич – себя. Когда исчез отряд, Митька тяжело опустился на каменный пол, привалился спиной к зубцу. Может быть, не ехать? Признаться – и пусть казнят. Хотя будет ли легче от этого отцу? Ведь если все получится и Кроха убьют, то командовать мятежниками будет князь Дин. Ему и суд вершить. И сейчас, глядя на закат, Митька снова заколебался: может, не ехать? Вниз с башни, и все будет кончено.

Отец вернулся после полудня и был чем-то рассержен. Почти сразу же снова уехал, передав через адъютанта приказ: с утра Эмитрию быть в расположении князя Кроха. Митька подумал еще, что завтра расположения уже не будет. То есть, военный лагерь останется, но князя Кроха там не найдут.

Длинное облако истончилось и стало незаметно на багряном фоне. Завтра будет ветрено, и королевский штандарт развернется, расправит ленты – золотую, серебряную, бронзовую. Завтра… Нет, новый день все-таки наступит для княжича. Выбрал сам – так нечего трусить. И что бы ни решил Эдвин, княжич не будет спорить и оправдываться.

Митька опустил ладонь на рукоять ножа. Эдвин милосерден, и даже если приговор будет – повесить, король даст возможность вернуть Темке родовой нож.

Вряд ли кто остановит наследника, если он выедет сразу после полуночи.

Вот зараза! Уже с утра так припекает, что пора перебираться в тень. Ну и погодка в этом году: то льет без продыху, то жара. Темка пересел на верхнюю ступеньку крыльца, под навес. Покосился с досадой на крепкую дверь купеческого дома. Коннетабль все еще писал королю. А от этой деревушки до маленького городка, куда перебрался Эдвин со свитой, – почти день пути. Король обещал отпустить к отцу как раз к началу штурма Торнхэла, но если и дальше так дело пойдет – Темка не успеет вернуться. Дернуло же короля с главнокомандующим разъехаться по разным флангам. Порученец с досадой сшиб кончиком шпаги головку одуванчика, прыснули белые пушинки. Вокруг крыльца, где он ждал приказа, уже не осталось ни одного цветка. И когда мимо заполошно пробежал мальчишка-ординарец с лычками рода Быка, Темка глянул с интересом.

– Стой!

Ординарец завертел головой и нехотя подошел к княжичу с серебряными аксельбантами.

– Что там у вас?

– Лазутчика поймали, – шмыгнул носом мальчишка. – А может, перебежчика, хай его разберет. Княжич Леоний допрашивать сейчас будут.

Темка отпустил нетерпеливо топчущегося ординарца. Допрашивать! Горький плевок полетел в пыль. Знает он княжича Леония Бокара из рода Быка. Из тех, кто выслужиться желает и ради этого головы не пожалеет – чужой. Леону не так давно исполнилось восемнадцать, и он получил право на собственный отряд. Вот и старается. Пожалуй, этому лазутчику выпала самая паршивая карта: Бокар его на ленты порежет. Темка осторожно приоткрыл дверь, сунулся в сени и встретил недовольный взгляд адъютанта.

– Капитан Георгий, я отлучусь?

– Иди. Можешь раньше, чем через час, и не появляться.

Через час!!! Стоило вставать в такую рань. Рассвет лучше встречать в койке, а не у дома коннетабля. Эх, нет больше одуванчиков.

Темка побрел за околицу. Судя по голосам, княжич Леон резвился на опушке. И точно – мелькали там коричневые с желтым мундиры. Губы сами собой сложились в усмешке: хорошо быть королевским порученцем и княжичем серебряного рода. Как бы ни надувался от злости Леон, а приходится держаться почтительно. Выместить досаду на Бокаре показалось интереснее, чем на одуванчиках, Темка даже прибавил шаг.

Княжич небрежно толкнул плечом солдата и вышел к деревьям.

Связанного пленника – парня вряд ли старше самого княжича Торна – прижали лицом к березе и обыскивали. На зеленом мундире ярко белели аксельбанты. Темка не услышал, как с ним поздоровались, как процедил что-то нехотя Леон – так зашумело в ушах. Ослабли ноги, как в том весеннем лесу, где Марк целился в Митьку, и так же бултыхнулось в желудок сердце.