Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Легкий дождик наполнил воздух сиянием. Жас открыла дверь и вдохнула полусладкий ночной аромат и зеленый прохладный воздух.
– Дедушка сказал, что у него был собственный вход в тоннели и этот вход был самым тайным, потому что был надежно спрятан. Робби вечно просил показать его нам.
– Показал?
– Нет.
Гриффин встал, чтобы наполнить бокал. Жас никогда не представляла, что увидится с ним здесь. Но в каком-то смысле это было и его место. Что такое эта комната, если не хранилище воспоминаний? На столах и полках повсюду стояли старинные вещи и артефакты Л’Этуалей, самые ранние из которых датировались восемнадцатым веком. Серебряные парфюмерные флаконы, накопленные прабабушкой, большая коллекция табакерок из лиможского фарфора, которая собиралась целыми поколениями.
Бабушка Жас обожала эмалированные, усыпанные драгоценностями портретные рамки, украшенные хрустальными завитками, оборочками с лучистым колчеданом и ажурным орнаментом с жемчугом. По всей комнате поблескивали дюжины таких рамок. Когда-то лица давно умерших предков обрамляли творения Фаберже, но их давно продали.
На каминной полке стояли золотые часы, украшенные символами земли, луны, солнца и знаками зодиака. Часы не только показывали время и день, но также и моменты заката, рассвета, захода луны и ее восхода.
Когда ранним воскресным утром Жас нашла часы в угловой будке на блошином рынке, они были сломаны. Бабушка купила их, вопреки заявлениям матери Жас, что починить часы невозможно.
Бабушка похлопала Одри по руке, как она обычно делала.
– Это красивая вещь, – сказала она. – Мы что-нибудь придумаем.
Вокруг часов выстроилась коллекция Робби из малахитовых, кварцевых, лазуритовых и нефритовых пирамидок. С другой стороны ваза Лалик была наполнена зелеными, голубыми и молочно-белыми морскими стеклышками, которые Жас собирала с мамой, когда они отдыхали на море, на юге Франции. Все здесь было связано с воспоминаниями.
– Возможно ли, что твой дед брал в каменоломню Робби, а не тебя?
– Конечно. Когда я уехала… жила в Америке, дедушка прожил еще шесть лет и был совершенно здоров до самого конца.
– Когда был создан лабиринт в саду?
– Точная дата? Не знаю, но вот архитектурные чертежи дома и сада, – Жас указала на шесть рисунков в рамках. – Они 1816 года, и на них, начиная со второго, изображен лабиринт.
– Значит, вполне возможно, что люк в центре лабиринта – это вход в подземные тоннели, о которых рассказывал твой дед. И он мог показать их Робби?
– Да. Ты так думаешь?.. – Идея ее потрясла. Если брат там, внизу, то он может быть в безопасности. – Если под нашим домом город мертвых, то именно эта таинственность привлекательна для Робби.
Гриффин уставился в свой бокал.
– Когда я был моложе, – сказал он, – я мечтал о том, чтобы у моих друзей и любовниц обязательно были тайны.
– Удалось?
Он кивнул.
– Оказывается, у всех нас есть тайны. Большинство моих ты уже знаешь.
– Знала, но… – Она не закончила мысль.
Через минуту он сказал:
– Надо выйти в Интернет. Ты взяла с собой компьютер?
Жас принесла свой ноутбук со стола в углу.
– В доме беспроводной Интернет. Робби позаботился. Что ты ищешь? – спросила она, передавая ему компьютер.
– Прежде всего карты. Есть много разных карт. Мы должны знать, что там, внизу, и как подготовиться. Чем больше узнаем, тем вероятнее, что преуспеем.
Следующий час они сидели рядом на кушетке, разговаривали мало, много читали. Бо́льшая часть информации оказалась на английском, а также французском, поэтому много переводить Жас не пришлось.
Город под городом первоначально снабжал Париж известняком для построек великолепных особняков, широких бульваров и мостов. Потом многочисленные тоннели и пещеры стали хранилищем останков более шести миллионов усопших, похороненных на городских кладбищах, которые больше не вмещали покойников. Во время войны катакомбы использовались как временное убежище бойцов Сопротивления, потом как галереи художников-авангардистов, как тюрьмы и пути побегов. Все они официально были закрыты, кроме одной мили, которая теперь стала туристической зоной. Но запреты не мешали отважным спелеологам спускаться в каменоломни.
– Исследовать тоннели незаконно, – сказала Жас, прочитав очередную статью. – Не хочу даже читать истории, как в этих катакомбах пропадают люди. Подземных ходов около ста девяноста миль, не нанесенных на карты и большей частью неисследованных и опасных.
– Я бывал в пирамидах и знаю, как позаботиться о нас.
– И как же найти Робби в этих катакомбах?
– Нашел же он способ привести тебя к тоннелю, сумеет и привести тебя к себе.
Согласно греческой легенде судьбы, три второстепенных богини появляются в течение семи дней после рождения ребенка. В их обязанности входит определить траекторию жизни младенца. Клото плетет нить жизни, Лахесис измеряет ее, а Атропос обрезает после того, как решит, сколько ребенку будет лет, когда случится смерть.
Но несмотря на то, что решение принимают богини, человек способен изменить свою судьбу. Жас была уверена, что в мифологии все метафорично. Она не верила в судьбу. Но глядя на Гриффина, Жас думала о странном совпадении, что он появился в Париже именно теперь. Гриффин. Специалист именно в той области, которая может помочь ей найти брата.
«Совпадений не существует», – вспомнила она слова брата. Именно это кто-то сказал ей совсем недавно. Жас постаралась вспомнить. И вдруг до нее дошло, что это был Малахай Сэмуэльс.
Жас посмотрела на монитор ноутбука.
– Тут говорится, что большинство тоннелей располагаются на глубине ста метров. Когда ты уронил свечу, то сказал именно это – что она упала на сто метров.
– Если судить по звуку упавшей свечи, то совершенно точно, сто метров.
– Это приблизительно пять-семь лестничных пролетов, в зависимости от того, насколько они высокие, верно?
Гриффин кивнул.
– Семь этажей, вдвое выше этого здания.
– Тебе не обязательно спускаться, если страшно. Пойду я один, мне случалось спускаться гораздо глубже, это не проблема.
– Там Робби, значит, я справлюсь.
– Есть способы избавиться от паники. Прежде всего, не пытайся представить, что там внизу. Невозможность увидеть, что впереди, незнание, где конец, – это самое страшное.
– Я не боюсь высоты, уверена, что и глубина меня не испугает.
– А темнота?
– Нет. Я люблю темноту. Она успокаивает.
Гриффин засмеялся.
– Тогда ты будешь счастлива. Там темно. Внизу нет никакого освещения. В статьях говорится, что в начале девятнадцатого века катакомбы использовали для выращивания грибов.