Мертвые звезды - Виктор Точинов

Рефлексы не подвели: шагнувший через порог человек тотчас же начал пальбу – неприцельную, попросту выметая огнем квартиру. Стрельцов не видел его из своего укрытия, и лишь по звуку понял: незваный гость один. Или, по крайней мере, очереди выпущены из единственного оружия.

Из весьма специфического оружия: из скорострельного «Скорпиона» или какого-то его аналога. Пульки у этих пистолетов-пулеметов крохотные, калибр менее полутора миллиметров – фактически, стреловидные поражающие элементы. Но скоростью обладают огромной, и, попав в тело, движутся в нем по крайне поганой траектории – могут зацепить, разорвать сразу несколько внутренних органов. Кроме того, их, пуль-стрелок, очень много: штатный магазин «Скорпиона» – двести восемьдесят патронов, но есть и специальные модификации, еще более емкие.

И не стоит ждать, пока у стрелка закончится боезапас, понял Стрельцов, выдергивая пистолет из подплечной кобуры. Раньше одна из «стрелок» зацепит его либо Людмилу.

Противник профессионалом не казался, какой-то безбашенный отморозок, давящий на спуск, даже не видя цели. Но принципиальной разницы нет – убьет тебя шальная или же прицельная пуля.

Очередь, очередь, очередь… короткая пауза и снова стрельба, – судя по последовавшему звону стекла, отморозок прямо из прихожей полоснул по серванту с посудой, стоявшему в комнате.

Стрельцов выжидал, все же ведомственный дом их конторы не то место, где можно долго и безнаказанно развлекаться подобными играми. И сюда уже бегут люди, готовые пресечь безобразие.

Может быть, сотрудники здешней охраны и в самом деле спешили к месту происшествия. Но, не дожидаясь их появления, стрелок шагнул на кухню. Не прекращая пальбы.

Негромкий треск выстрелов, визг рикошетящих пулек и звон бьющейся посуды, – всё слилось в единую какофонию. Затем ударил другой выстрел, оглушительный, раскатистый…

Наступившая тишина показалась неожиданной и какой-то неправильной. Слышен был лишь посвист фреона, выходящего из пробитого холодильника.

– Жива? – негромко спросил Стрельцов, распрямляясь и выходя из убежища…

– Жива… – откликнулась Людмила. – Кто это?.. Зачем…

Ее непосредственный начальник молча пожал плечами. Посмотрел на пол, посмотрел на собственный правый рукав. Рукав вспорола выпущенная из «Скорпиона» стрелка: прошла бы на пару сантиметров левее, – и оставила бы инвалидом. На полу кухни, откинутый двенадцатимиллиметровой пулей «глока» к стене, лежал мертвец, – не стоило искать признаки жизни у человека, лишившегося половины головы.

В коридоре послышался топот нескольких пар ног, затем истошный крик: «Не двигаться! Оружие на пол!» – и недвусмысленное клацанье затворов.

Лицо у Стрельцова скривилось, словно он хватанул ложку исключительно горького лекарства.

Лес тут подходил почти вплотную к дороге. Вернее, не лес – невысокий густой кустарник, вновь заполонивший придорожную полосу, некогда вырубленную и раскорчеванную. Над кустами сиротливо торчали подгнившие столбы линии электропередач – провода отсутствовали, да и многих столбов не хватало, не то попа́дали, не то спилены на какие-то нужды.

Человек, выскочивший из кустов на середину проезжей части (хм… относительно проезжей, едва-едва проезжей) и отчаянно махавший обеими руками, даже на расстоянии вызывал некое чувство душевного дискомфорта. Казалось: только вот остановись, и огребёшь проблем по самое дальше некуда.

Хотя сам по себе человек опасным не выглядел. Высокий, но какой-то худой, изможденный: черты лица заострившиеся, кожа туго обтягивала выступающие скулы. По лбу, наискосок, тянулась не то огромная ссадина, не то небольшая рана, свежая, с запекшейся кровью. Одежда его… пожалуй, если грибник капитально заблудится в тайге, и проведет пару-тройку месяцев, питаясь подножным кормом и ночуя на земле у костра, – обмундировка его будет выглядеть схожим образом. И физические кондиции окажутся примерно такими же… Вот только вокруг не бескрайная тайга, да и грибы в здешних лесах три месяца назад не росли.

Потенциальный грибник загораживал дорогу самым беспардонным образом, а своими верхними конечностями пытался изобразить крылья взбесившейся ветряной мельницы.

Я нажал на тормоз, сильно сомневаясь, стоит ли это делать. Приспустил боковое стекло, держа «горчичник» наготове.

Похоже, «грибник» успел в течение своих злоключений отвыкнуть от разговоров с себе подобными. Речь его состояла из слов и словосочетаний, мало связанных друг с другом. Если отбросить обильно украшавшую речь матерщину, то звучало всё примерно так:

– Мужик… христом-богом… собаки… забери отсюда… три дня не жравши… убьют, если поймают…

После пары минут страстных, но невнятных излияний стало ясно одно: откуда-то этот экземпляр сбежал, и сейчас его активно ловят и ищут. Вот не было печали, и своих-то проблем выше крыши…

Вздохнув, я распахнул пассажирскую дверцу «гарпии». Есть надежда, что странности здешних мест и здешних дорог сейчас объяснятся. Но вникать в суть сбивчивых речей обретенного попутчика лучше на ходу, иначе процесс грозит затянуться.

Он хлопнулся на сиден.е, и на заросшем щетиной лице разлилось выражение самого настоящего блаженства. Я тронулся с места.

– Рассчитаюсь, христом-богом… – заверил меня нежданный спутник. – Мне б только до Питера… не с улицы ж я… друганы у меня, родня… паспорт с пропиской!

Он полез за голенище неимоверно грязного кирзового сапога – подметка у того почти отвалилась, и держалась, пришитая грубыми стежками тонкой проволоки.

Из недр обувки и в самом деле появился донельзя потрепанный паспорт.

– Вот, глянь, глянь! – настойчиво совал его мне под нос попутчик. – Знал: не пропаду… с такой-то фамилией…

Я скосил взгляд – обладатель засаленного документа звался Федором Счастливцевым. И, пардон за каламбур, осчастливил он наш мир своим появлением сорок четыре года назад.

– Рассказывай, Федя. Всё с самого начала рассказывай.

Но рассказывать Счастливцев не пожелал. Встревоженно завертел головой по сторонам – очевидно, на радостях только сейчас сообразил, в какую сторону мы движемся.

– Ты куда?! Нельзя… не поглядят, что тачка крутая… Разворачивай, пока не заметили…

Я проигнорировал горячий призыв. Дело в том, что дорога начала постепенно, но явственно улучшаться. Не пронестись с ветерком, конечно, – но колдобин и рытвин становилось всё меньше, самые глубокие ямы оказались засыпаны щебнем. Мы приближались к обитаемым местам. С обитателями этих мест Счастливцев не желал встречаться категорически, и очень старался отговорить от встречи меня. Начал рассказывать сам, без наводящих вопросов. Но начал издалека…

Жизненная история вырисовывалась незамысловатая: двадцать с лишним лет назад молодой Федя Счастливцев отслужил в армии и почти сразу же по дурости схлопотал срок за пьяную хулиганку. Отбывал в одной из уральских колоний, после освобождения там же и остался, в теплые месяцы трудился сезонным рабочим во всевозможных экспедициях, зимой проедал (надо полагать, и пропивал) заработанное. Объездил почти всю Сибирь – с геологами, с геофизиками, дважды примыкал к компаниям кладоискателей: золотой эшелон Колчака, правда, не нашли, но на одном из притоков Чусовой разбогатели-таки – откопали без малого сотню тонн меди, здоровенные слитки, припрятанные в годы Гражданской войны каким-то немцем-заводчиком до лучших времен. Доля каждого кладокопателя составила круглую сумму в евро, и в странствиях Федора наступил трехлетний перерыв. Потом все вернулось на круги своя: побывал даже на Таймыре и в Забайкалье. К сорока годам начались проблемы со здоровьем, а тут как раз умерла в Питере мать, оставив квартиру Федору и его сестре; решил вернуться к оседлой жизни. Да как-то не заладилось – разнорабочие широкого профиля, на все руки мастера, столь ценимые в экспедициях, в северной столице оказались невостребованными. А никакой конкретной специальности у Счастливцева не было, перебивался случайными заработками…