Мертвые звезды - Виктор Точинов

Даже рыба тут водилась, по слухам, съедобная. Не то что в ближайших к Питеру водоемах, где любители рыбалки (хоть сколько-то дорожащие здоровьем) могут отведать сваренной на берегу ушицы лишь из привезенной с собой рыбы, – и ловят по принципу: поймал, измерил-сфотографировал, отпустил…

…Наконец сквозь прибрежную поросль молодых березок показался причал – и там меня поджидал сюрприз. На воде застыли всего три невостребованные лодки – пластиковые, с прозрачным дном и бесшумным водометным двигателем – и на носу одной из них была намалевана красной краской цифра «7». Та же цифра украшала и коттеджик, где остановился Яков Степанович. Т-а-а-к…

Причин тому могло найтись множество: забарахлил двигатель, или коллега пригласил половить со своей лодки на уловистом, прикормленном месте, или…

Или все гораздо хуже… Я двинулся вдоль берега, держась под прикрытием деревьев и кустов, – «горчичник» наготове, в руке… Легко и просто отыскать Якова Степановича мог кто угодно, в том числе и люди Пастушенко, и тогда… Мысль моя осталась незаконченной – я увидел Сульдина.

Он сидел на раскладном кресле, возле самого уреза воды. Две длинные удочки лежали на подставках, под рукой – эхолот с телескопической штангой и подсачек, садок наполовину утоплен в озере… Картина мирная и невинная, если не принимать в расчет одну мелочь – полную неподвижность рыболова… Однако трудно сохранить резвость движений, когда прямо в сердце воткнут металлический предмет: судя по черной пластиковой рукояти, – обыкновенная отвертка.

Голова мертвеца склонилась на грудь, из уголка губ тянулась струйка крови, уже подсохшая; несколько капель попали на камуфляжный жилет с множеством карманов, набитых всевозможными рыболовными мелочами.

Похоже, Сульдин провел в кресле всю ночь – мертвый. Тело холодное, одежда отсырела от росы… Надо понимать, дело обстояло так: Яков Степанович приехал вчера вечером, распаковал вещи в коттедже, времени на полноценную вечернюю рыбалку уже не оставалось – пошел на часок посидеть с удочками поблизости… Расположился на берегу, и даже успел выловить первую рыбину – в садке поблескивал золотистым боком «карабас» – не знаю уж, почему удильщики придумали такое прозвище для генно-модифицированных карасей.

А потом его убил человек, поджидавший здесь, на базе, или приехавший следом. Убил нагло, демонстративно, – ни малейшей попытки изобразить естественную смерть, либо ограбление, либо несчастный случай… Убийца явно спешил – ткнул отверткой и тут же укатил. И наверняка был полностью уверен в своей безнаказанности.

Меня же здесь не ждали… Мне полагалось взорваться вместе с «блохой», а если вдруг уцелею – угодить в засаду на Северном проспекте.

В любом случае, задерживаться в «Трех пескарях» нельзя. Пастушенко вполне способен сообразить, что к чему, и снова отправить своих людей на рыболовную базу – отправить за моей головой.

Я перевернул над озером садок, и чудом избежавший сковородки «карабас» рванул в глубину золотистой молнией. А его избавитель пошагал к машине, по-прежнему стараясь оставаться под прикрытием деревьев. С «Дерринджером» пришлось расстаться сегодня ночью, и ездил я теперь на двухместной черной «гарпии». Комфорт, конечно, не тот, но скоростью почти не уступает, а маневренность и приемистость даже выше. И не так бросается в глаза, хотя тоже вполне культовая тачка, – среди молодежи, предпочитающей экстремальный отдых.

Подозреваю, что и у меня ближайшие сутки будут наполнены самым что ни есть экстримом.

Была у Стрельцова такая черта – проснувшись в незнакомом месте (даже после грандиозных пьянок в былые годы), моментально вспоминал: где он, как и зачем сюда попал… Вот и сейчас – открыл глаза, увидел чужой потолок, сообразил сразу: он у Людмилы. Еще секунду, не дольше, вспоминал: было что-нибудь между ними? Да нет, обрубился самым позорным образом – так и лежит на диванчике в одежде, прикрытый легким пледом… М-да, где ж твои семнадцать лет… Прошло время, когда пахал по двое-трое суток без сна и отдыха. Старый боевой конь борозды, конечно, не испортит – но все же лучше иногда давать ему передохнуть…

Он извлек из кармана смарт – осторожно, стараясь не шуметь – половина седьмого, однако… И тут же очутился на ногах, не имел Стрельцов привычки нежиться по утрам в постели.

Как выяснилось, соблюдал тишину он напрасно – хозяйки в комнате не было, полутораспальная кровать аккуратно заправлена. И в кухоньке Людмилы не было, и вообще в квартире. Куда-то уже отправилась с утра пораньше, оставив гостя в одиночестве.

Стрельцов прошел на кухню, осмотрел стол, панель холодильника, прочие горизонтальные и вертикальные поверхности – нигде никакой записки, прояснившей бы дело.

Раздумывать над причинами отсутствия Людмилы он не стал, и без того сегодня найдется, над чем поломать голову. Замок здесь механический, с защелкой – можно уйти по-английски, не оставляя дверь нараспашку. Хотя, конечно, надо быть полностью потерявшим инстинкт самосохранения домушником, чтобы промышлять в ведомственном доме ФСР. Недаром все двери на квартирах тут жиденькие, тоненькие, – в основном, какие поставили строители, те и стоят, ни одной металлической вчера Стрельцов не увидел.

Прошел в ванную, сполоснул лицо, хотелось бы и душ принять после ночевки в одежде, да не сто́ит, – по закону бутерброда именно в этот момент вернется хозяйка, и неудобно как-то получится. Не беда, есть у них и душевая при комнате отдыха… Ладно, спасибо вашему дому, пора на службу.

Стрельцов направился было к выходу, но тут в замке скрежетнул ключ, дверь открылась. Людмила… Судя по домашнему халатику – выходила отнюдь не на улицу.

– С добрым утром, – произнесла она буднично, словно Стрельцов просыпался в ее квартирке не в первый раз, и даже не в десятый.

– Привет… – сказал он осторожно, не понимая, как сейчас нужно и должно держаться. Дурацкая ситуация, если честно.

– Вид у вас, гражданин начальник, прямо скажем, озадаченный, – улыбнулась Людмила. – Докладываю, во избежание неясностей: когда вы изволили убыть в страну Морфея, я отправилась в местную командировку, в квартиру старшего лейтенанта Дашеньки Нелидовой из седьмого отдела, где и находилась по настоящее время. Лейтенант Чернобров доклад закончила.

Что о его пробуждении отрапортовали датчики сигнализации, отправив сообщение на смарт Людмилы, Стрельцов и сам догадался.

– Благодарю от лица службы, лейтенант Чернобров! – с каменным лицом отчеканил он, но в конце тирады не выдержал, прыснул смехом.

Дурная ситуация как-то сама собой, незаметно, разрядилась.

Потом они сидели на кухоньке, и уплетали завтрак из продуктов, купленных для вчерашнего ужина, – Стрельцов только сейчас почувствовал, насколько голоден. Он попросил включить новости, Людмила улыбнулась: «Привык к утренним политинформациям?» – но включила.

Экран порадовал новостями большой политики – Государственная Дума надежно, на несколько месяцев, забуксовала на первом чтении закона о сексуальных домогательствах. Неувядаемая старушка Хакамада метала с трибуны громы и молнии – под аплодисменты «Женщин России» и угрюмое молчание парламентариев-коллег. Ее по-девичьи стройная фигура и гладенькое от подтяжек личико позволяли допустить, что для Ирины Мицуовны вопрос до сих пор актуален – особенно со стороны нетрезвых граждан и в условиях недостаточной видимости. Неугомонные журналисты добрались до Жириновского – как, дескать, вы прокомментируете нынешние дебаты? Уж этот скажет так скажет… Седого как лунь почетного вице-спикера Думы подвели под ручки к камерам, в последнее время старик передвигался с большим трудом. И он сказал. Всё, что думал. Мысль оказалась короткая, всего на три слова – но два из них телецензура заменила электронным писком. Ничего, очень скоро журналисты обиняками растолкуют, что именно произнес патриарх отечественного политического Олимпа.