Фея Семи Лесов - Роксана Гедеон

Снова его жена!

Я так давно его не видела, наши встречи в Бросельянде почему-то не повторялись, хотя я ездила туда каждый день…

Виконта редко принимали в обществе, виконтесса вообще никогда не допускалась в светские гостиные. Сколько времени я потратила на то, чтобы смягчить отца и добиться разрешения послать приглашение на вечер виконту! Я три часа провела у зеркала, долго подбирала наряд – и все лишь затем, чтобы получить этот унизительный отказ! Какой прекрасный повод я дала ему для насмешек!

– Я ненавижу его жену, – пробормотала я гневно. – И его ненавижу. Ну, ничего! Pide bene che ride ultimo![43]

– Что это вы тут говорите, дорогая? – игриво спросила мачеха, проходя мимо меня под руку с каким-то мужчиной.

Даже широким веером она не могла скрыть яркий румянец на щеках – признак начавшегося флирта. Да, здесь все изменяют друг другу… Отец мачехе, мачеха отцу. Недаром два дня назад в замке поселилась ослепительная Соланж де Бельер – светская дама, решившая погостить в провинции. Ей отвели комнату рядом с апартаментами отца. А еще я не раз замечала, как из спальни отца стыдливо выпархивает наша зардевшаяся пятнадцатилетняя горничная Каролина – не такая красивая, как Соланж де Бельер, но свежая, румяная, веселая бретоночка. Ясно, каким образом у нее появилось ожерелье из золотых монет.

Я быстро поднялась по лестнице в свою комнату и остановилась перед зеркалом, придирчиво себя оглядывая. Зачем мне осиная талия, увеличенные белладонной глаза, новое белое платье, если нет человека, способного все это оценить?

Гневными движениями я распустила корсет, стягивающий меня почти до пятнадцати дюймов, и сама ругала себя за глупость. Вырядилась!

– Все вы что-то выдумываете, мадемуазель, – сказала Маргарита ворчливо, – то одеваетесь бог знает как, то раздеваетесь… Я уж и не знаю, что думает о вас ваш отец.

Мне показалось это до того обидным, что я расхохоталась и, подбоченившись, резко повернулась к Маргарите.

– Да ничего он не думает, понятно? – закричала я. – Он никогда ничего обо мне не думал. Я их всех терпеть не могу – отца, мачеху, герцога, и тебя тоже!

Я едва не расплакалась. Маргарита была добродушной женщиной и принялась меня утешать, нисколько не обидевшись: она понимала, что имеет дело со своенравной, колкой, но, в сущности, доброй девушкой.

– Ладно, – сказала я через минуту, – затяни меня снова.

Но корсет теперь, как на зло, не хотел затягиваться. Маргарита сопела, шнурки едва не лопались, у меня трещали ребра, а талия не делалась меньше восемнадцати дюймов.

– Вот видите, что делает с человеком капризность, – сказала Маргарита, тяжело дыша и останавливаясь в очередной раз передохнуть.

– Боже мой, но ведь в зале давно уже началась игра! – жалобно воскликнула я.

– Будете подгонять меня, мадемуазель, – останетесь и вовсе без корсета.

Наконец мы позвали на помощь Жильду. Я наклонилась, опираясь на кровать, чувствуя, что вот-вот лопну. Но Жильда быстро настроила все дело, и я вернулась в зал. Мне вдруг стало интересно, захотелось последить за ходом игры: судя по ставкам, она обещала быть ожесточенной.

– Гравельский лес, – произнес маркиз де Фонтенэ усмехаясь.

Все ахнули.

– Если я выиграю, маркиз, я стану хозяином Семилесья, – многозначительно напомнил мой отец, намекая на давнее соперничество между нашим семейством и кланом де Фонтенэ за звание принца Бретонского, – что вы на это скажете?

– Возможно, друг мой, возможно, – протянул маркиз, выбирая в коробке сигару побольше. Их мы получали с острова Мартиники. – У вас чудесные сигары, могу вам заметить.

– В таком случае я ставлю Сент-Элуа, – вдруг сказал отец. Я вздрогнула. На миг мне показалось, что я ослышалась.

Отец не мог так рисковать замком…

– Боже мой, что вы такое говорите! – воскликнула я, бросаясь к отцу. – Как вы можете ставить на карту наше родовое поместье? И потом, разве он не принадлежит мне? Насколько я помню, вы подарили мне его всего четыре месяца назад!

– Успокойтесь, принцесса, – сказал маркиз де Фонтенэ, – ваш отец прекрасно играет в буйотку. Однажды он обыграл даже Марию Антуанетту.

Я едва не заплакала: Сент-Элуа стал частью моей жизни, я так привязалась к нему, что не променяла бы даже на весь Париж.

– Но это мой замок, отец, – вы слышите, мой! – сказала я в отчаянии. – Вы не можете поставить его на карту без моего согласия.

– Дорогая моя, – произнес отец равнодушно, – вы ведь еще несовершеннолетняя и незамужняя.

Я замерла, побледнев. С моих губ не сорвалось больше ни слова. Замок Сент-Элуа остался за нами: кроме того, весь Гравельский лес перешел в наше владение, однако где-то внутри во мне все выше поднимал голову маленький настороженный критик, который рос с каждым словом, услышанным мною от отца.

Отца я и раньше боялась. Может, не боялась, а как-то робела перед ним… Я ни в чем не знала отказа, меня одевали, как куклу и задаривали драгоценностями. Я не питала к отцу особой любви, но и больших причин для неудовольствия у меня тоже не было. И, в сущности, только сейчас я поняла, что ничего для него не значу. Нет, значу, конечно, но только как орудие для исполнения каких-то планов. Мне заранее, много лет назад, была отведена определенная роль, и я не должна была от нее уклоняться. Идти только по пути, начертанному для меня отцом… Если я буду послушна, жизнь моя будет сносной. Если же я, паче чаяния, посмею нарушить планы отца, пойду наперекор его честолюбию, меня призовут к порядку немедленно и строго. Когда я стала отцу поперек дороги даже в таком ничтожном деле, как игра, он устранил меня несколькими словами. А если речь пойдет о чем-то более серьезном?

И все-таки – как он мог забыть или не понимать того, что я не просто орудие, не просто принцесса, обязанная исполнять волю своего отца, но и девушка, женщина, человек, наконец?

– Завтра, дорогая моя, вам нужно вместе с герцогом осмотреть выигранный Гравель, – бросил он мне через плечо, – я очень прошу вас об этом.

Я согласно кивнула. Ехать в лес с герцогом мне совсем не хотелось, но я пыталась найти оправдание поступкам отца.

– Вы снова бледны, милочка, – сказала Маргарита, уводя меня из зала, – только что цвели, как розанчик, и вот снова побледнели. Что ни говори, а принц вел себя не как достойный дворянин. Уж я-то знаю, как вы не любите, когда вам перечат!

3

– Признаться, я не думал, что вы согласитесь составить мне компанию, – сказал герцог после долгого молчания.

Наши лошади шли рядом, но Стрела все время недовольно фыркала, словно ей было не по душе соседство с лошадью герцога.