Созвездие верности - Луанн Райс

– Что это? – удивленно выдохнула она.

– Это специально для тебя, – Зеб взял ее руку. – Потому что я хочу, чтоб ты снова поверила в нас с тобой…

– Поверить в нас с тобой? – эхом отозвалась она.

– В то, как все было раньше, – прошептал он. – Когда ты говорила, что нас соединяет магическая золотая нить.

– Зеб…

– И что она останется навсегда, – добавил он. Румер больше не могла вымолвить ни слова. Комок в горле мешал ей говорить. Глядя на дерево, где в паутине медной проволоки плясал лунный свет, она словно перенеслась в прошлое. Его рука согревала ее ладонь, и она взглянула ему прямо в глаза.

Зеб смотрел наверх, мимо флюгера-единорога, туда, где Арктур вершил свой бег. Под этим углом казалось, что звезда словно насажена на рог мифического существа. Зеб подумал о противоположном ракурсе, о созерцании Земли из космоса, и у него снова свело челюсть. Но он захотел рассказать ей.

– Я много раз пролетал над… – начал он.

– Над Мысом Хаббарда? – перебила она.

– Да.

– И ты видел? Правда?

– Я знал, чувствовал. Мое воображение рисовало наши дома. Наш двор, сад. Эту крышу, откуда мы смотрели на звезды…

Румер обхватила себя руками, чтобы бившая ее дрожь не доконала ее.

– Но большую часть времени я думал о другом. Я прижимался лбом к иллюминатору «Челленджера» и видел звезды, луны, планеты… а потом Землю.

– Оттуда она выглядит иначе, да? – Он кивнул.

– Чудесная бело-голубая планета… да, она выглядит иначе. – Он снова поглядел в небо, вспоминая, каково это было смотреть сюда – вниз.

– Должно быть, в космосе она похожа на луну или звезду.

– И да, и в то же время нет, – слыша собственное сердцебиение, ответил Зеб. «Что это?» – недоумевал он. В скафандре все эхом проходило через его шлем, и он засыпал под успокаивающую колыбельную своего пульса.

Но здесь, на крыше, разговаривая с Румер о полете, он словно услышал ритм своей жизни.

– Нет? – спросила Румер.

– Ну… в другом смысле, – сказал Зеб.

– Я понимаю.

– Эта маленькая сфера, она так далеко… и в ней содержится все, что я люблю… деревья, океаны, музыка, искусство… я постоянно думал о нашей магической нити.

– Сотворенной из золота, – глядя на луну, сказала Румер.

– И люди. Майкл… – Сердце гулко забилось у него в груди, он прижался лицом к щеке Румер и шепнул: – Ты.

Румер вздрогнула, неожиданно обернулась и, удивив Зеба, уткнулась лицом в его плечо. Он ощущал ее дыхание на своей коже, и от этой физической близости у него по спине побежали мурашки.

– Ру… – сказал он.

Она не пошевелилась, но он почувствовал, что настроение у нее переменилось. В воздухе вокруг них повеяло прохладой.

– Зачем? – прошептала она.

– Что зачем, Ру?

– Ох, Зеб. Я никогда не думала, что она порвется… я поклялась, что этого никогда не будет. Но, увы, это случилось – она порвалась навеки, и ничто уже не восстановит ее. Теперь у меня есть другой. Эдвард…

– Ру, пожалуйста…

– Но зачем, зачем ты женился на Элизабет? Ты все разрушил! Разорвал сам… – она вдруг отпрянула от него и скатилась по крыше в окно прямо под ними. Он не видел ее, но слышал, как она бежала через пустой дом. Сетчатая дверь хлопнула у Румер за спиной, она пронеслась по своему двору и скрылась за дверью на кухню.

Луна взобралась еще выше, и на двор Румер спустилась тень. Кусты стали темными, безжизненными. А золотая нить утонула в непроглядной черноте.

Сикстус позвонил Оливье де Кубзаку из хоторнской фирмы «Боут Воркс» и договорился о спуске «Клариссы» на утро этой пятницы. Поскольку Оливье участвовал в регате у Ньюпорта, за главного был сам Сикстус. Он спускал свою лодку на воду каждое лето, начиная с момента ее покупки в 1966 году, и на сей раз все тоже обошлось без сюрпризов. Они отвезли шлюп метров на пятьдесят вниз по Крестхилл-роуд, скатили его на заброшенные рельсы, а затем столкнули в пролив Лонг-Айленд.

– Почему вы держите ее в своем гараже, а не в доках Хоторна? – спросил один из рабочих, протягивая Сикс-тусу счет для оплаты.

– Потому что экономлю, – ответил Сикстус. – Потому что на Мысе Хаббарда есть этот старый эллинг, которым больше никто не пользуется, и денег здесь с меня не берут. Раньше, лет сто назад, тут была каменоломня, и они проложили эти рельсы для погрузки камней на лодки.

– Сто лет назад, – сказал начальник бригады, Ричард Страун, осматривая ржавую колею. – Лишь немногим старше твоей красавицы лодки. Когда ее построили, а, Сикстус?

– В тысяча девятьсот пятом, – ответил мистер Ларкин. – Как раз на стыке двух веков. Нашел ее в одном из дворов Силвер-Бэй, в довольно плачевном состоянии. Хозяин ее умер, а у его жены было полно забот помимо какой-то старой лодки. – При мысли о том, что «Клариссу» можно называть «какой-то старой лодкой», он покачал головой.

– И ты, значит, приобрел ее… – с улыбкой сказал Ричард, – за бесценок.

– Да, за бесценок, – кивнул Сикстус, почувствовав укол совести. Ему пришлось заменить часть обшивки правого борта и полностью все медные части судна. Паруса и бегучий такелаж тоже заждались обновления. Руль растрескался, киль покрылся трещинами. Гнездо мачты и ее бронзовая опора требовали скорейшей замены. Кокпит нуждался в восстановлении прежнего убранства. Покупая лодку за три сотни долларов, Сикстус вел себя так, будто делал женщине большое одолжение. А по правде, один из самых красивых парусников в мире достался ему буквально за бесценок.

– Что ж, она попала в руки к тому, кто ее любит, – сказал Ричард. – Наверное, сейчас бывший владелец улыбается тебе с небес и желает доброго пути.

– Хоть бы так, – проворчал Сикстус, втайне надеясь, что владелец не осыпал его голову проклятиями за обман беспомощной женщины. Резкая боль пронзила его плечи, и Сикстус подумал: не было ли это знаком праведного гнева мертвого моряка?

Когда рабочие уехали, Сикстус поплыл на «Клариссе» к причалу, и, снова без памяти влюбившись в свою лодку, простил себе те давние прегрешения.

– Только ты и я, дорогая, – шепнул он. – И мы с тобой доберемся до самой Ирландии в целости и сохранности. В противном случае Румер нас не простит, – обращаясь к лодке, Сикстус словно беседовал с собственной женой. Он изменил название судна – хотя ему говорили, что такой поступок может накликать беду, – с «Цереры» на «Клариссу».

– Бог не покарает меня за верность любимой женщине, – шутил Сикстус. – К тому же я преподавал миф о Церере почти сорок лет, и у них с Клариссой есть кое-что общее – дочери. И то, как они любят их всем сердцем. – Продолжая болтать, Сикстус вдруг понял, что пытался развеять собственные суеверия. В конце концов, «Кларисса» взяла верх, и он предоставил Румер почетную обязанность разбить бутылку шампанского и тем самым окрестить лодку.