Северный сфинкс - Александр Харников

– Куда же ты, красавица, спешишь, – ласково сказал Сергей. – Нельзя так быстро бегать – можно споткнуться на ступеньках и разбить свой прелестный носик.

Девица зашипела, как разъяренная кошка, и неожиданно попыталась ударить его острым стилетом, который ловко извлекла из рукава. Скат, однако, успел перехватить ручку незнакомки и провести болевой прием.

– Пся крев, – неожиданно выругалась девица. – Пшекленчи москали!

– Командир, – сказал Сыч, – а эта красавица умеет жалить. Только жало мы у нее вырвали.

Он отбросил ногой в сторону валявшийся на полу стилет и неожиданно улыбнулся полячке.

– Не бойся – спецназ девицу не обидит. А вот на некоторые вопросы тебе придется ответить.

– Сергей, отведи ее в карету. А я тебя подстрахую. Может быть, прекрасная паненка пришла сюда не одна.

Я достал из кобуры «Грач»41 и взвел курок. Как оказалось, сделал я это не напрасно.

Сыч под руку с полячкой вышел из дома и направился к карете, стоявшей шагах в двадцати от дома. Я немного приотстал, спрятав руку с пистолетом за спиной. Неожиданно из-за угла вывернула пролетка, запряженная парой лошадей. Она с грохотом мчалась прямо на Сыча и его спутницу. Серега, вовремя сообразив, толкнул девицу в сторону, а сам упал на мостовую, приготовив оружие к бою.

Прицелившись, первым же выстрелом я завалил кучера, и пролетка рванула в сторону. Два сидевших в нем мужчины оказались неплохо вооружены – в руках у них были пистолеты. Но мы с Сычом не дали им выстрелить и дуплетом всадили в каждого по пуле.

– Командир, а мне это начинает нравиться, – улыбнулся Сыч, поднимаясь с мостовой и отряхивая уличный мусор с камуфляжки. – Чувствую, что тут скучать не придется. Жаль только, что мы всех трех субчиков помножили на ноль. Неплохо было бы допросить кого-нибудь из них.

– Теперь они могут рассказать что-либо только апостолу Петру, – сказал я, пряча «Грач» в кобуру. – Ладно, передай нашим, чтобы они прислали подкрепление. Не исключено, что на выстрелы могут примчаться приятели этих уродов. Мы-то сумеем отбиться, но шальные пули могут зацепить новых знакомых.

В этот момент паненка, слегка ошалевшая от всего происходящего, похоже, пришла в себя, и у нее началась истерика. Она разрыдалась и стала выкрикивать что-то невразумительное по-польски. Сыч стал ее успокаивать, но девица продолжала истерить, и тогда Серега слегка шлепнул ее по щеке. Она всхлипнула, замолчала и испуганно уставилась на меня.

– Сыч, давай сажай ее в карету. Будем дожидаться своих. Они уже выехали?

– Так точно, товарищ подполковник, мчатся сюда на всех парах. Обещали быть минут через пятнадцать.

– Ну, вот и отлично. Давай, ты смотри на то, что творится справа, а я – слева.

4 (16 мая) 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Капитан ФСБ Рыбин Сергей Сергеевич.

РССН УФСБ по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области «Град»

Подмога примчалась к нам по здешним реалиям очень быстро – всего за каких-то полчаса. Это вполне понятно – вместо спецмашин тут по улицам рассекают «спецкареты» на конной тяге, а вместо спецсигналов лихие «водители кобылы» используют медный рожок, в который они отчаянно дудят и кричат «пади!». Нашими же «тиграми» мы до поры до времени не пользуемся – бережем от смущения умы хроноаборигенов, да и бензин следует экономить.

Однако больше никто на нас не рискнул напасть. Видимо, поле боя с валяющимися на нем трупами наглядно продемонстрировало, что с «пятнистыми» – так нас прозвали обитатели Санкт-Петербурга образца 1801 года – лучше не связываться.

Обозреть место происшествия вместе с Паном и двумя нашими орлами приехал и глава Тайной экспедиции Макаров, который, если честно, здорово нам помог в розыске бандитов, напавших на беднягу Резанова.

Михайлов кратенько доложил ему о происшествии. Тот одобрительно покивал, брезгливо посмотрел на трупы и на двух живых задержанных. Со шведом, который так и не успел очухаться, разговаривать было бесполезно. Ему требовалось, как говорили в наше время правоохранители, «вытрезвление сном». А вот прекрасная паненка, которую я спас от смерти под копытами скачущих во весь опор лошадей, напротив, была чересчур активна.

Когда Сыч несколько радикальным способом успокоил ее, она на какое-то время притихла. А потом, помещенная в здешний «автозак», снова распсиховалась не на шутку. Мешая русские и польские слова, она стала выкрикивать в наш адрес оскорбления. Вот и сделай людям добро – вместо благодарности тебя обзовут быдлом и лайдаком и пошлют в дупу. Когда же я намекнул паненке, что так вести себя «не добже», она, злобно сверкнув своими прекрасными глазками, заявила мне, что, дескать, она и не просила ее спасать.

– Женская логика, – со вздохом произнес подполковник Михайлов. – Нам ее постичь невозможно. Тем более что и сами дамы часто не понимают, почему они поступили именно так, а не иначе.

Макаров сочувственно покивал головой и отправился с докладом к императору. Интересно, что он там такого наговорит про нас? Думаю, что, как это обычно бывает, он постарается выставить своих подчиненных главными участниками операции по задержанию особо опасных государственных преступников. Ну а на нас свалить все огрехи. Удивительно, но даже через двести лет дурные привычки высокого начальства не изменились.

Ну а мы тщательно осмотрели трупы застреленных нами террористов. Ничего особо интересного обнаружено не было. Обычный джентльменский набор – немного денег, ножи, ностряпки. У одного нашли колоду карт и игральные кости. Что ж, парень, ты сегодня пошел не с тех козырей, и твоя карта оказалась битой.

А потом мы направились в Кордегардию, чтобы там провести обыск задержанной нами девицы и допросить ее. Не знаю, пойдет ли она с нами на контакт, но, как говорится в таких случаях, попытка не пытка. А пока с ней следует установить психологический контакт, чтобы она снова не устроила нам истерику со слезами и соплями. Терпеть ненавижу такие вот женские кунштюки.

– Как тебя зовут, голубушка? – участливо спросил я у паненки.

Та снова зло зыркнула на меня, но, видимо, поняв, что говорить с нами ей все же придется, процедила свозь зубы:

– Барбара. Барбара Каминска.

– Красивое имя, – вздохнул Сыч. – Если мне не изменяет память, так звали Барбару Ягеллонку, дочь короля Казимира Ягеллончика. Она потом вышла замуж за герцога Саксонии Георга. Жили они счастливо, любили друг друга. Когда Барбара умерла, герцог перестал бриться, за что и получил прозвище Бородатый.

Паненка, которая внимательно слушала Германа, вздрогнула и спросила:

– Пан поляк?

– Моя бабушка была полячкой. Она и рассказала мне эту историю.