Обреченный мир - Аластер Рейнольдс

– Больше других в помощи нуждается раненый на самой дальней койке.

Кильон взял сумку и подошел к раненому. Бедняге прострелили руку, а, судя по количеству крови на повязке, помощь оказали только самую неотложную.

– Мистер Булава, можете идти, – сказал Гамбезон бойцу, который привел Кильона. – У вас наверняка найдутся дела поважнее.

– Мне приказано сторожить Кильона.

– Я отменяю этот приказ, даже если его дала сама капитан Куртана, – проговорил Гамбезон и негромко добавил: – Наверное, не стоит напоминать вам, что в лазарете командую я.

– Попросите капитана позволить Мероке сражаться, – настойчиво сказал Кильон. – Обещаю: никто из нас не поставит корабль под угрозу.

– Доктор дело говорит, – заявил Гамбезон. – Я думаю, нам стоит поверить ему на слово.

Кильон раскрыл сумку, погрузил костлявые пальцы в ее черное чрево и вскоре полностью растворился в обработке ран – работа заставила забыть о времени и собственных нуждах. Пули из раненых он извлекал не впервые. Этим умением порой пользовался Фрей, если его людям требовалась подпольная хирургическая помощь. И в «Розовом павлине», и здесь работа требовала твердой руки, полной сосредоточенности и готовности довольствоваться скудным арсеналом инструментов и препаратов. Лазарет Гамбезона был оснащен не хуже подпольной клиники Фрея (именно там Кильону отрезали крылья), но на такое количество больных и раненых он точно не был рассчитан.

Бой продолжался, хотя Кильон практически от него отрешился. Корабль поворачивал, нырял, закладывал виражи. Рев двигателей то нарастал, то стихал. Выстрелы гремели прямо за гондолой, на оборонительных позициях вдоль балкона с перилами. В металлических стенах появилась пара аккуратных точечных отверстий с серебристым контуром.

– У меня не всегда так, – проговорил Гамбезон, оторвав взгляд от пациента.

– Не надо извинений, доктор. Я благодарен вам за возможность заняться делом.

– Вы клиношник, и здесь, к сожалению, это минус. Есть на то основания или нет, но в Рое к клиношникам до сих пор относятся враждебно. Зря, по-моему, только человеческую натуру не изменить, а злопамятность – ее неотъемлемая часть.

Об ангельской сущности Кильона осторожный Гамбезон не упоминал – только не в лазарете.

– Клиношники к Рою так не относятся, – с горечью заметил Кильон. – Большинство о нем вообще не слышали.

– С глаз долой – из сердца вон. Мы себе такую роскошь позволить не можем. Влияние Клинка чувствуется даже на другом конце света. Даже в нашей речи.

– Ваш выговор мне незнаком, но мы без труда понимаем друг друга.

– Так и должно быть. Ваш клиношный и наш ройский на деле один и тот же язык. Рой отделился от Клинка менее тысячи лет назад. Это не так давно, если вспомнить, сколько существуют отдельные наземные поселения. Да и той женщине – как ее, Калис? – ройский не родной. Она владеет им, но говорит не бегло. У девочки он звучит естественнее. Наверное, она росла среди землероек… Прошу прощения, жителей наземных поселений, которые говорят на ройском или на его диалекте. Ройским пользуется большинство сигнальщиков, а телеграфные башни распространяют его влияние.

– Вы хорошо информированы, – отметил Кильон.

– Наверное, сказываются частые ночные разговоры с Рикассо.

– Это имя я слышал уже дважды. – Кильон изогнул почти безволосую бровь.

– Нас с ним интересуют одинаково непопулярные вещи. Рикассо увлечен древней историей нашего мира, его происхождением и онтологическими[8]основами. Меня же давно завораживает история медицины на примере разных зон. В общем, точек соприкосновения предостаточно.

Кильон вспомнил, что случилось, когда ройщики устроили засаду на черепов.

– Из ваших слов трудно получить представление как о самом Рикассо, так и о том, почему его может заинтересовать живой плотоборг.

– Рикассо – лидер Роя, – пояснил Гамбезон. – Наверное, он у нас кто-то вроде короля. Еще он крестный Куртаны. Каждое ее слово для него истина. Они неразлейвода.

– А если она решит, что я не заслуживаю доверия?

– Если вам повезет, увидите Рой. Боюсь, расклад таков. – Гамбезон глянул на то, что механически делали его руки. – Капитан Куртана для меня – самая отважная женщина на свете и самый лучший командир корабля в Рое. Служить я хочу только под ее началом. Дирижабли она знает как свои пять пальцев, ради безопасности экипажа не остановится ни перед чем.

– Вплоть до уничтожения клиентов?

– На глазах у меня Куртана принимала и более жестокие решения. Совесть ее потом не мучила ни секунды. И ведь она права: от нас зависит слишком многое. Закон и порядок на планете – это Рой. Мы одни сдерживаем тьму.

– Еще и Клинок есть.

– Клинок – это город, доктор Кильон, ни больше ни меньше. Возможно, последний город, но это не целый мир. А на кону сейчас целый мир.

– Вас послушать, так мы паразиты, сосущие кровь у больного, которому Рой не дает погибнуть.

– Большинство ройщиков видит ситуацию именно так.

– А вы?

– Я готов смотреть на вещи иначе. – Гамбезон скупо улыбнулся Кильону. – Конечно, потребуются аргументы… веские доказательства. Проблема-то серьезная.

Дверь распахнулась, и два бойца внесли окровавленное тело – очередного раненого. Пострадавший был в тяжелой куртке и защитных очках на пол-лица.

– Ранение в плечо! – сообщил боец, укладывая безжизненное тело на единственную свободную койку. На ней еще не сменили простыни, испачканные предыдущим пациентом. – Бедняга врезалась в борт гондолы и потеряла сознание.

– Мерока! – ахнул Кильон, когда с раненой сняли шлем.

Даже с другого конца лазарета он видел, что глаза девушки закрыты, дыхание прерывистое.

– Капитан позволила ей пострелять из турельной спарки, – пояснил боец. – Девица дала им жару – сняла двух пулеметчиков черепов.

– Я знал, что Мерока себя проявит, – заявил Кильон.

– Хотите ее осмотреть? – спросил Гамбезон, отрезая лишний бинт с наложенной повязки. – Я займусь вашим раненым.

– Мероку лучше осмотреть вам. Ей точно не захочется, чтобы я ее касался.

– Она ничего не узнает, – отозвался Гамбезон, и лицо его приняло властное выражение. – Доктор Кильон, я настаиваю. Вы теперь мой коллега. Поручаю оказать помощь этой раненой.

Когда именно закончился бой, Кильон не понял, но в какой-то момент он осознал, что дирижабль давно летит ровно и так же давно молчат пушки. Густой туман рассеялся, но теперь поверхность земли мешал разглядеть мрак. Кильон спросил Гамбезона, куда они попали.