Преторианцы - Сергей Евгеньевич Вишняков

славились по всему миру как народ, создававший искусство и величайшую культуру, живший и гордившийся этим. Да что – только греки? Сами римляне давно отягощены роскошью, изобилием, полностью покорены наследием Греции. Многие ли римляне жаждут служить в армии или кого-то спасать, жертвовать собой ради других, ради самой идеи вечного и непобедимого Рима? Такие, конечно, есть, но их не так много. А больше тех, кто живет ради наслаждения. И Александр хотел жить так – просто наслаждаться дарами жизни, черпать из рога изобилия. Он верил в связь поколений. Его далекие предки торжествовали над обагренными кровью изумрудными волнами Саламина, взбирались по кручам Гиндукуша вместе с фалангой Александра Великого и стояли насмерть в Коринфе под ударом легионов Меммия, чтобы их потомки жили в лучшем мире, счастливо и беззаботно, свободно и гордо. Но что-то нарушилось. Будь доволен только тем, что ты свободный человек, а не раб. Боги не хотят, чтобы каждый из людей был по-настоящему полностью счастлив, тогда люди не стали бы им молиться. А может, боги тут совершенно ни при чём? Они слишком далеко, и людские проблемы не достойны даже легкой усмешки олимпийцев.

Александр не знал, как он скажет Ливии, что вскоре им заново надо будет искать себе дом и средства для пропитания. Подумать только – вольноотпущенник самого императора Рима должен скитаться и жить впроголодь! Утешало одно – у него есть его ремесло и талант, а это немало.

Наверное, лучше бы ему согласиться поехать в Лигурию! Отказался, не подумав! Что даст ему Рим? Так ли уж важно жить в этом большом муравейнике, если ты не рядом с маткой? В Лигурии в поместье Аппенина, что рядом с городком Альба Помпея, Александр прожил некоторое время, пока Пертинакс находился там в опале при Коммоде. Милое место! Всюду персиковые деревья, виноград на живописных склонах холмов, тишина и деревенский уют. Эх, сейчас бы согласиться и немедленно уехать! Но вернуться во дворец и просить об этом императора казалось выше его душевных сил, он не хотел унижаться. Вольноотпущенник тоже имел чувство собственного достоинства! Что сделано, то сделано. Рим – значит Рим.

Задумавшись, Александр не заметил, как поднялся на Капитолийский холм. Группа сенаторов спускалась ему навстречу, о чем-то оживленно беседуя. Александр инстинктивно подался в сторону и спрятался за спину прохожего. Он сразу не осознал, почему он так сделал, но ему стало неприятно за свою слабость. Теперь он точно стал никем, и встреча с кем-нибудь из вчерашнего общества у Дидия Юлиана могла стать чревата неприятными для него расспросами. Казалось бы, где он наверняка напорется на нежелательную встречу, как не на Капитолии? Но Александр не повернул назад.

Вся площадь вокруг храма Юпитера Капитолийского была густо заставлена меньшими храмами, алтарями и статуями. Бронзовая черепица храма, облицованная толстым слоем золота, сверкала на солнце, выглянувшем из-за туч. В этом блеске Александр видел не славу легионов, сокрушавших варваров-германцев, даков, сарматов, защищавших от их нашествий дома мирных жителей империи, не триумф над восставшими иудеями, покусившимися на римский мир, не победы над злобными парфянами, задумавшими вытеснить римлян с Востока. Нет!

Налоги, военная добыча из разных стран и покоренных народов необъятной империи и ее окраин переплавлялись и плотными равномерными золотыми волнами покрывали крышу. В этом блеске золота, обращенном к Юпитеру, заключалась боль тысяч и сотен тысяч людей многих поколений, из чьих больших или тощих кошельков вытряхивалось все, дабы привезти в Рим и переплавить металл во славу самого могущественного бога. Так рассуждал сейчас Александр.

Он вспомнил, как был здесь 1 января, когда Пертинакс, объявленный новым императором, приносил жертвы Юпитеру. Вот алтарь, здесь Пертинакс в окружении сенаторов заколол быка, и кровь его, хлынувшая из горла горячей струей, обагрила жертвенный камень.

За алтарем возвышался сам храм – три ряда высоких мраморных колонн фасада, а за ними три помещения – целлы, где стояли статуи капитолийской триады. Справа Минерва, слева Юнона, в центре сам Юпитер, созданный в подражание шедевру Фидия – Зевсу Олимпийскому, из золота и слоновой кости. Огромный Юпитер сидел на мраморном троне, держа в руках скипетр и молнии. Вид его был торжественен, величественен и очень грозен. Александру, смотревшему на бога издали, стало немного не по себе. Ему показалось, будто Юпитер услышал его неправедные мысли и вот-вот может покарать.

На фронтоне храма богиня Рома, а рядом Капитолийская волчица с младенцами Ромулом и Ремом, казалось, укоризненно смотрят на Александра. Как смеет он роптать на судьбу, если живет свободно в величайшем городе мира? На крыше храма Юпитер, тоже из золота и слоновой кости, в квадриге, направлял бешеных коней в небо, грозя людям внизу направленной в них молнией. Александр, задрав голову, долго смотрел на него, и сначала сердце его сжималось от страха – огромные копыта коней, их оскаленные пасти, словно бы готовились его уничтожить. Юпитер – бог победителей, грозный и могущественный, не любящий стенаний и жалости. Это у христиан, говорят, бог, помогающий слабым и беззащитным. Юпитер силен и страшен в гневе. Только благодаря ему Рим взял власть в половине известного мира и сохранит ее на века, если всегда будет верен Юпитеру. Александр чувствовал себя песчинкой, даже еще меньше. Грек Демокрит говорил, что все состоит из мельчайших невидимых частиц – атомов. Вот и он – атом. Его жизнь и проблемы ничтожны перед непобедимым Громовержцем. Исчезни сейчас он навсегда, и ничто не изменится вокруг. Вообще ничто. Мир останется прежним. Но это его маленькая, ничтожная жизнь! Только она и есть у Александра. Нет, не только она, есть еще любовь. Глубокая, сильная и самое главное – взаимная, а значит – непобедимая. И еще есть его искусство вазописи! И эта троица – жизнь, любовь и искусство сильнее смерти и любых богов. Конечно, нет ничего вечного. Где тот храм – древний, из самых стародавних, обросших легендами и мифами времен? В нем стояла терракотовая статуя Юпитера этрусского мастера Вулки с раскрашенным киноварью лицом. Тот храм исчез в пожаре вместе с шедевром Вулки. Как потом и другие заново построенные храмы Юпитера сгорали, погребая под обломками и в неумолимом огне произведения искусства, призванные жить вечно – серебряный скифос мастера Ментора, золотые чаши триумфатора Марка Фурия Камилла, картины фиванца Никомаха «Похищение Прозерпины» и «Победа, уносящаяся ввысь в квадриге», шедевр эфессца Паррасия «Тезей», драгоценные геммы, сосуды и чаши, привезенные Гнеем Помпеем после сокрушительной победы над Митридатом Понтийским? Нет их. Стихия и войны, терзавшие Рим, немилосердны к самому безобидному и красивому