Любовник королевы - Филиппа Грегори

Время еле ползло. Никто не приходил за нею. Джейн уже подумывала, не покинуть ли дворец. Но это был бы не просто уход посетительницы, которой надоело ждать. Такой поступок стал бы оскорблением, нанесенным королеве женой испанского посла. Ее дерзость могла бы осложнить отношения между Испанией и Англией. Но ведь и бесконечное ожидание можно расценить как плевок в лицо Испании. Джейн вздохнула. Неужели в Елизавете не утихла ненависть к умершей сестре? Получается, что так, если мишенью этого чувства становится даже бывшая фрейлина Марии.

Наконец дверь открылась. Вид у придворной дамы был несколько удивленный, как у ребенка, вспомнившего об оставленной игрушке.

– Ради бога, простите, графиня. Ее величество только сейчас освободилась. Идемте.

Джейн сделала несколько шагов и чуть не споткнулась. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Она впилась ногтями в мякоть ладоней. Боль перебивала головокружение и ломоту в спине.

«Теперь недолго, – подбадривала она себя. – Не думаю, что ее потянет пускаться со мною в разговоры».

В приемной королевы было жарко и людно. Фрейлина вела Джейн мимо беседующих и смеющихся придворных. Некоторые улыбались ей, другие делали вид, что не знают ее. Во времена правления королевы Марии они вели себя по-иному. Елизавета стояла возле среднего окна, залитая солнечными лучами. Она была поглощена разговором с одним из членов Тайного совета и попросту не видела Джейн. Фрейлина подвела графиню Фериа почти вплотную к королеве, но та и тогда продолжала разговор, умело не замечая супругу испанского посла. Джейн остановилась.

Наконец Елизавета закончила говорить, огляделась по сторонам и воскликнула:

– Здравствуйте, графиня Фериа! Надеюсь, ожидание вас не утомило?

– Ничуть, – ответила Джейн весело, с поистине королевской улыбкой.

У нее стучало в висках, а во рту ощущалась противная сухость. Больше всего она сейчас боялась упасть в обморок. Джейн удерживала на ногах исключительно решимость не стать посмешищем для Елизаветы и придворных.

Лица королевы она не видела – та стояла против света. Однако Джейн почти физически ощущала издевательскую улыбку, застывшую у той на губах.

– Вижу, вы ждете ребенка, – любезным тоном произнесла Елизавета. – Наверное, через несколько месяцев вы уже станете матерью?

Те придворные, которые слышали этот разговор, с трудом подавили вздохи удивления. Рождение ребенка через несколько месяцев означало, что он был зачат до свадьбы.

Однако Джейн не изменилась в лице и ровным голосом ответила:

– Ребенок должен родиться осенью, ваше величество.

Елизавета молчала.

– Ваше величество, я пришла проститься с вами, – с ледяной вежливостью произнесла Джейн. – Мой муж возвращается в Испанию, и я еду вместе с ним.

– Ах да, вы же теперь испанка, – сказала Елизавета так, словно это была болезнь, которой заразилась Джейн.

– Испанская графиня, – все с той же учтивостью ответила жена посла. – Как видите, ваше величество, со времени нашей последней встречи мы с вами поменяли места и род занятий.

Напоминание было не из приятных. Джейн видела Елизавету в самом разном состоянии. К примеру, на коленях перед Марией, плачущей и изображающей покаяние, раздувшуюся от водянки, под домашним арестом, обвиненную в государственной измене, охваченную ужасом и умоляющую быть выслушанной.

– Что ж, желаю вам счастливого пути, – равнодушно сказала Елизавета, будто прощалась с какой-нибудь провинциальной аристократкой.

Джейн сделала изящный придворный реверанс. Едва ли кто-нибудь догадывался, что она в любую секунду могла потерять сознание. К счастью, этого не произошло. Джейн встала на ноги и увидела, как приемная закачалась у нее перед глазами. Гул голосов стал тише и звучал словно издалека. Джейн попятилась к двери, придерживая полы платья, чтобы не наступить на него ярко-красными туфлями на высоких каблуках. Но ее голова оставалась гордо поднятой, а с губ не сходила улыбка. Возле дверей Джейн стремительно развернулась и вышла, ни разу не оглянувшись.

– Ты не тарахти, а рассказывай по порядку. Что сделала королева? – спросил Сесил у возбужденной Летиции Ноллис.

Это была не сплетня молоденькой и глупенькой фрейлины, а очередной доклад Сесилу. Летиции платили за подробные сведения обо всем, что говорилось и делалось в покоях Елизаветы.

– Королева заставила ее ждать целых полчаса, а потом дала понять, что ребеночек в животе у этой Джейн зачат еще до свадьбы, – прошептала Летиция.

Они находились в кабинете Сесила, обшитом темными дубовыми панелями. Ставни были предусмотрительно закрыты, возле дверей стоял доверенный человек и следил, чтобы никто не вошел в кабинет главного советника.

– А как себя вела Джейн Дормер? – слегка хмурясь, спросил он.

– Как настоящая королева, – восхищенно ответила Летиция. – Говорила учтиво. Потом сделала реверанс. Это надо было видеть. Когда она выходила, по лицу чувствовалось, что Джейн всех нас глубоко ненавидит. Но она улыбалась и больше ни слова не сказала королеве. Рядом с нею Елизавета выглядела просто дурой.

– Думай что говоришь, красавица! – не выдержал Сесил. – Если бы я в твоем возрасте посмел назвать короля дураком, то меня выпороли бы.

Летиция склонила рыжую голову.

– Елизавета что-нибудь говорила, когда Джейн ушла?

– Сказала, что та напомнила ей ее старшую сестру, которая вечно ходила с кислым лицом. Еще заявила, мол, слава Господу, те дни миновали.

Сесил кивнул и поинтересовался:

– А другие что-нибудь говорили?

– Нет! – Летиция замотала головой. – Они просто опешили оттого, что Елизавета может быть такой…

Она никак не могла подобрать более точное слово.

– Какой? – нетерпеливо спросил ее Сесил.

– Такой ядовитой, грубой, неучтивой! Чем ее обидела та женщина? Но даже если и так, Елизавета же видела, что говорит с беременной. Джейн ей ни одного худого слова не сказала. А ведь теперь она – жена испанского посла! Представляете, какое оскорбление для короля Филиппа?

Сесил кивнул. То, как Елизавета обошлась с Джейн Дормер, удивило его самого. Обычно выдержка не изменяла королеве. Возможно, причина крылась в какой-нибудь глупой женской ссоре и не менее пустой обиде, которую Елизавета помнила много лет, а теперь вдруг ей подвернулся случай расквитаться. Тогда почему язвительной учтивости королева предпочла откровенную грубость, свойственную девке-трактирщице, но никак не правительнице Англии? Как она решилась сделать это прилюдно?

– Как видишь, наша королева умеет быть ядовитой, – только и сказал он Летиции. – А ты постарайся вести себя так, чтобы этот яд не изливался на тебя.

Юная фрейлина вскинула голову. Темные глаза, характерные для женщин из рода Болейн, смотрели на Сесила без тени смущения. Летиция расправила под капюшоном бронзовые волосы, потом улыбнулась колдовской болейновской улыбкой. Наверное, эта девчонка уже начинала ощущать свою женскую силу.