Ричард Длинные Руки - вильдграф - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я воскликнул радостно:
– Значит, я наконец-то нашел место для своих великих идей. Ладно, ты потихоньку пробирайся к своим, а я пойду дальше. Берегись кентавров! Если у троллей нет никотина, то с таким табуном не так легко справиться.
Он спросил с подозрением:
– Что такое никотин?
– Волшебный яд, – объяснил я. – Одна капля – и вместо кентавра уже простенький такой и очень растерянный человек. А с людьми вам проще… Тебя как зовут?
– Квакарл…
– Меня зовут Рич, – сказал я жизнерадостно. – Ишь ты, как много у нас общего, даже имена один в один! А теперь догоняй своих. Старайся не попадаться копытным и хвостатым.
Он провожал меня взглядом, пока я не скрылся в зарослях. Потом я услышал шумный треск, тролль ломился через кустарник, и взлетающие в испуге птицы указывали его путь.
С места схватки все еще доносится стук копыт, гневное всхрапывание, грубые злые голоса, похожие на ржание. Я осторожно раздвинул зеленые ветви. На поляне кентавры носятся беспокойно взад-вперед, с гневными криками взмахивают секирами, добивают раненых троллей и осматривают своих, отыскивая среди погибших раненых.
Благородный сэр Уинстон Черчилль всегда относился с недоверием даже к лошадям, дескать, посредине весьма неудобны, а спереди и сзади опасны. Глядя на кентавров, он вообще бы отступил от них подальше: мощь диких жеребцов, что водят табуны по бескрайним степям, сильные копыта, а ко всему еще и могучие руки, способные бросать камни и дротики, бить палицами и топорами.
Хорошо смеется тот, вспомнил я, кто смеется как кентавр, потому что смех кентавра ужасен для мудреца и звучит музыкой для воина: грохочущий, подобный реву огромной медной трубы, весьма подходящий для этих грубых и свирепых животных. Нет, все-таки не животных, если уж начистоту, хотя начистоту рискованно и потому не хочется.
Я пощупал под полой арбалет, сердце ноет в ожидании неприятностей, осторожно вышел на дорогу и тут же едва не прыгнул обратно в кусты, но опоздал.
Огромный кентавр вылетел из-за леса, мчится прямо на меня, лицо дикое, как у хищного зверя, в глазах пламя битвы, а в руке суковатая палица.
Я отпрыгнул на обочину.
– Эй-эй, я не враг!
Он проревел:
– Ты не кентавр!
– Кентавр, – возразил я, – только из-под меня коня украли…
Он налетел с грохотом, дубина обрушилась, как падающая скала. Я поспешно обеими руками парировал удар арбалетом, руки тряхнуло до плеч, мышцы болезненно заныли.
Кентавр промчался мимо, моментально развернулся, но я уже взял его на прицел.
– Ну, – проговорил я. – Теперь мой удар…
Он прорычал, не сдвигаясь с места:
– Давай…
Я опустил арбалет.
– Тебя превратит в червяка. Разве не видишь, это волшебный? А я тебе не враг.
Он медленно приблизился, взгляд не отрывается от арбалета, слишком миниатюрен, таких не бывает у воинов, лицо потеряло половину свирепости, а та, что осталась, думаю, его обычное выражение. Даже люди стараются выглядеть злее и опаснее, чем они есть на самом деле, нормальная защитная реакция при встрече с незнакомыми.
– Если не враг, – прорычал он, словно говорил не полуконь, а полуволк, – то кто? Друг?
– Есть еще и третье состояние, – ответил я.
– Третьего не дано! – возразил он гордо. – Если враг не сдается – его уничтожают, как сказал великий мудрец Максим. А кто не с нами – тот против нас!
– А что вам не надо, – поддакнул я, – то берете сами. Вы еще и мудрецы, надо же… А все говорят: копытные, копытные… Я вообще-то друг. И всегда завидовал вам, кентаврам! Люди вынуждены приручать коней, но разве глупая лошадь сможет подчиняться так же молниеносно, как вам собственное тело?
Он ответил мощным голосом:
– Ха-ха, понимаешь… Что-то и люди соображают! Ты как сюда попал, существо?
– К кентаврам иду, – сказал я. – Это мечта моей жизни: нафиг мне Рим, главное, – повидать кентавров! Тогда и умирать можно. Дурацкое желание, понимаю. Но я с детства был влюблен в кентавров: бессмертного Хирона, мудрого интернационалиста и наставника Ахилла и других героев, Фола – лучшего в мире музыканта, неистового Кериона, полубогов Угеша, Йолксандра, Тизейна… Даже подлец Несс не испортил общее впечатление о вашем благородном племени, хоть и погубил Геракла, в которого я был влюблен со всем жаром почти невинной, как думают родители, детской души…
Он помотал головой, совсем обалделый и тонущий под океаном незнакомых имен, названий и деяний великих предков.
– Погоди, погоди, – могучий рев его прозвучал почти умоляюще. – Давай я доставлю тебя в наш стан. Великий вождь Каменное Копыто знает больше.
– Буду счастлив, – сказал я. – Веди! Тебя как зовут?
– Игогондр, – ответил он.
– Славное имя, – сказал я. – Чувствуется привкус героизма.
– Это имя героев, – польщенно сказал он.
– А меня Рич. Бегу за тобой, Игогондр!
Кентавр понесся впереди, пришлось бежать следом, хотя вообще-то надеялся, что подбросит на спине. Конский запах усиливается с каждым шагом, а едва обогнули холм, впереди распахнулась долина с шатрами из кожи, но не отдельными, как у людей, а каждый сразу на два-три десятка особей.
У главного шатра нас окружили кентавры, лица злые и грубые. Посыпались шуточки и предложения, как меня использовать, но Игогондр распахнул полог и, придерживая с удивительным миролюбием, кивком пригласил меня вовнутрь и даже не пнул копытом в зад.
В шатре запах конского пота еще сильнее и мужественнее. Два кентавра по обе стороны низкого стола возлежат на шкурах, оба седые и с морщинистыми лицами. Я прикинул, что если грубая и толстая кожа в складки собирается очень неохотно, то обоим лет очень даже немало.
Я с порога отвесил учтивый поклон и сказал ликующим голосом:
– Наконец-то я добрался до сказочной страны великих и благородных кентавров!.. Как я счастлив! Как мне повезло!.. Как здорово!
Один из кентавров покосился в мою сторону с непонятным выражением, повернул голову к Игогондру.
– Это что еще за существо?
Кентавр сказал угрюмо:
– Отец, я не знаю, кто этот человек!
– Что случилось?
– Я хотел на скаку разбить ему голову и мчаться дальше…
Старый кентавр поморщился.
– Это ты умеешь!
– Дело не в этом, – возразил Игогондр почтительно. – Я нанес ему такой удар, что должен был вогнать его в землю, а он и глазом не моргнул!
Я возразил:
– Это неправда!