Ричард Длинные Руки - вильдграф - Гай Юлий Орловский

– Вы с ними пировали?

Я сказал с некоторым раздраженным непониманием:

– А с кем еще? С троллями?.. Так у них ничего нет, кроме изумрудов и самоцветов. У кобольдов и то камешков побольше, у нибелунгов – золото, а жемчужины только у тех, кто дружит с морем. Еще лучше – с океаном.

Она вздрогнула.

– Вы… общались… со всеми? Даже с кобольдами?

Я поморщился.

– Да что с ними общаться, неинтересно. Проезжал как-то, посидели, поговорили… Вот огры – да, молодцы! И веселые парни. Посидели, погудели, я и не помню, кто меня домой привел… Ну, в смысле, в ту пещеру с огрихами, куда меня поселили, как знатного гостя.

Она дернулась, посмотрела со смесью страха и отвращения.

– С огрихами?

Я улыбнулся бесстыдно, напряг грудь, у меня теперь там перекатываются валики мускулов, чего раньше не было, сам любуюсь, это же надо, как круто, а женщины обычно не отрывают взглядов.

– Что делать, у них обычай такой. Знатному гостю все удовольствия. Простые они, как вот эти деревья, что с них возьмешь…

Она сказала сухо:

– Но вы-то, я уверена, взяли по полной!

– Ничуть, – запротестовал я, делая невинные глаза, я же простой варвар, – только эту жемчужину, хотя принесли и хотели подарить целую корзину! Но куда мне столько? А вот не взять хотя бы одну – обидеть, вот и выбрал самую мелкую…

Она опустила взгляд на блестящую драгоценность размером с голубиное яйцо, снова взглянула мне в лицо со странным выражением в глазах.

– Вы необычный человек, – заметила она, и я заметил, что уже в который раз говорит то «вы», то «ты». – Пришли ниоткуда, исчезаете неожиданно… И куда вернетесь? Вас кто-нибудь ждет? Кто-нибудь любит?

– Я был любим, – отшутился я, – но та собака сдохла.

Она бросила короткий взгляд по сторонам, аллея пуста в обе стороны, в кустах уже начали чирикать привыкшие к нам птицы.

– К моему отцу, – сказала она медленно и с явным усилием, – стягиваются самые отважные из мужчин, самые знатные и смелые. Я видела их всех, все стараются понравиться, все по-своему хороши, однако никто из них не решился бы даже вступиться за ту несчастную прачку!

Я пожал плечами, подумав, что как только гордая принцесса удостоверилась, что я не отправился той же ночью к прачке за платой за спасение, то и она прониклась к ней сочувствием.

– Это было нетрудно, – проговорил я, – ваша светлость. Челядь привыкла чувствовать себя хозяевами в своем дворе, обнаглела и распоясалась. Любой из ваших женихов мог бы и должен был дать им отпор. И вообще любой из мужчин.

– Но его дали вы!

– Случайность. Я просто успел раньше.

Она покачала головой, искорки в ее темных, как омут, глазах разгорались все ярче.

– Все стояли и смотрели, как вы разделались с ними жестоко и бесстрашно.

Я поморщился.

– Не употребляйте таких слов, когда говорим о челяди! Это меня больше позорит, чем…

– Мои подруги, – сказала она быстро, – уши прожужжали, какой вы красивый, гордый, отважный! Как вы стояли, как говорили, как смотрели!.. Да что они, я сама все видела.

Я снова пожал плечами.

– Я не кулачный боец, что сперва долго разжигают себя бранью. Я – воин. Либо не трогаю, либо – убиваю. Или хотя бы калечу. Главное, вывести из строя.

Ее взгляд наконец обрел прежнюю твердость алмаза. Она посмотрела на меня прямо и властно, с достойной королевской дочери уверенностью, а голос прозвучал, как королевский вердикт в исполнении глашатая на городской площади:

– Вы лучший, десятник Рич!.. И по своим подвигам вы давно уже не десятник.

Птицы в кустах притихли и начали заинтересованно прислушиваться. Кто-то завозился в гнезде, на него шикнули.

Я пробормотал:

– Еще рано делать такие поспешные утверждения. Меня десятничество устраивает вполне.

Она покачала головой, красивая и чуточку высокомерная.

– Еще и достойная героя скромность? Это похвально. Я разрешаю вам участвовать, благородный Рич.

– В чем? – спросил я с подозрением. – А то, знаете ли… вляпаться недолго, а я теперь такой осторожный, все время смотрю под ноги. На небо и под ноги, на небо и под ноги.

– Город готовится к состязаниям, – объяснила она с достоинством. – В конце лучшие из лучших воинов будут представлены королю. Он возьмет их на службу и приблизит к двору. Вы наверняка примете участие…

Я покачал головой.

– Мне служба не нужна.

– Дело не только в службе!

Я поинтересовался:

– А в чем еще?

Она победно улыбнулась.

– Победитель сможет просить моей руки. Даже, если он совсем не знатен.

– А-а-а-а, – сказал я, – тогда понятно, почему столько народу стремится на это увеселение. Наверное, все мужчины королевства?

Ее победная улыбка стала шире, а блеск в глазах ярче.

– И не только, дорогой герой! Не только. Больше половины явится, как обычно, из соседних…. И даже дальних.

От нее, красивой и гордо выпрямленной, пошла тугими волнами аура власти и могущества, наконец-то нащупала, где у нее абсолютное и неоспоримое преимущество.

– У вас будет прекрасный выбор, – сказал я одобрительно. – Не осмелюсь больше злоупотреблять вашим вниманием, прекрасная, даже прекраснейшая принцесса!.. Я пошел, пошел, пошел…

Она вскинула брови, я чувствовал, как в ней монолит уверенности треснул, когда как никогда была уверена в его несокрушимости.

– Куда?

– Как всегда, – ответил я и зевнул, показывая культуру варвара, что пренебрегают условностями. – Спа-а-ать… Мы, герои, спим помногу. Другие – как хотят, а нам это полезно. Пусть совсем уж орлы сражаются за женщин! Мужчина должен драться за великое. Конечно, повиснет на шее женщина – и уже легче, но, увы, я не ищу легких путей. Потому, если повисает…

Я умолк, она договорила насмешливо, однако почему-то прозвучало печально и потерянно:

– …то сбрасываете, чтоб не мешала вашему коню мчаться навстречу ветру.

– Вы знаете варианты лучше?

Несмотря на некоторое смятение, она ответила слишком быстро, чтобы быть придуманным только что:

– Конечно! Где-то остановиться, жить гордо и достойно.

Я усомнился:

– На одном месте?

– Но когда-то же надо?

– А как же насчет умереть на бегу? – спросил я коварно. – Всех мужчин страшит смерть в постели. Если от старости. А вот в дороге или в сражении… красота! Бежишь-бежишь, а потом к-а-ак с разбегу мордой о дерево! Сразу красиво брык на бок, язык в сторону, копыта врозь, глаза вытаращил, но уже ничего не видишь. Мечта!