Врата чудовищ - Дара Богинска

конце концов, это он принимал у себя гостей, был хозяином этого дома, этого зала, как поколения и поколения Де Сантисов до него.

О прибытии первым возвестили не герольды и слуги, а синхронно обернувшиеся к дверям Вестники.

— Её Величество, Королева Агата и принцесса со свитой!

Королева была прекрасна. Тонкая, темноволосая женщина со строгим бледным лицом, правильные черты которого подчеркивало платье простого кроя, из украшений на Агате была только диадема тончайшей работы и колье с костяной камеей на шее. Тито мог позавидовать прямоте её спины: у герцога еще в юности обнаружили наисильнейшее искривление, сместившее позвонки, и оттого к старости он редко покидал свои покои. С каждым днем ходить становилось всё мучительнее, однако это был его секрет, о котором знали лишь Вестники. За спиной королевы мялась маленькая девочка со хитро уложенными светлыми косами, дальше — личные слуги и придворные девушки-служанки. Тито встал навстречу коронованной особе и подал руку. Агата, пускай и сцепив зубы, коснулась сановьего кольца на его мизинце сухими губами цвета зрелой смоковницы.

— Ваше Святейшество.

— Ваше Величество, — кивнул он, — присаживайтесь.

Слуга указал на место во главе второго стола, за которым королеве было должно сидеть. Личный лакей Агаты, обряженный в ливрею монарших цветов дома Мэлрудов, отодвинул стул, придворные дамы разгладили подол её платья. Тито дернул ртом, скрывая мимику краем кубка. Зачем она приволокла с собой малявку? Вначале она прятала её, отправляла в дальние графства к друзьям-сподвижникам и фаворитам, а теперь всюда таскает с собой, отчего? Как гарант безопасности? Неужто она в самом деле думает, что его замыслы сможет остановить умилительная мордашка девчушки?

Тито ел таких на завтрак. Топил в колодцах под малефикорумом своими руками, пока бестии бились и шипели, теряя человеческий облик. Дети… Тито любил только покорных существ, кротких, умных. Принцесса Дебора таковой не была, ежели верить слухам.

Впрочем, поразмыслил он, и это можно повернуть в свою сторону.

Королева больше не говорила, сложила пред собой руки и смотрела в них, пока зал заполняли гости. Грешно, но взор всех и каждого притягивался к ней сам собой. Королеве не нужны были украшения, помимо её лица и стати. Тито также непроизвольно поднимал на неё бесцветные глаза, пока не понял, что не так: Агата выглядела слишком молодо. Она вышла за Калахана, когда ей только исполнилось семнадцать, и с тех пор её тело презрело поток времени. Лишь строгий залом рта мог бы намекнуть на её настоящий возраст, но всё равно — ведьма, ведьма, ведьма!

Вскоре Тито едва мог подняться, чтобы подать руку каждому из прибывших: глава торговой гильдии, палач, сугерийские церковники, работяга-мельник, что будто привязал к животу мешок муки, наемник, пара медиков и художников, несколько монахов в черных рясах с Костями Мира, словно проросшими сквозь их черепа. Последние несколько стыдливо заняли место на стороне треклятой королевы-еретички. Тито оглянул их всех и едва сдержал спазм в лице. Что за балаган. Не хватало лишь скоморохов. Неудивительно, что духовенство не восприняло намерения семибожников и их лепет всерьез: как можно повестись на слова живописца?

Да из них даже инструмент исполнения задуманного плана получился паршивый. «Культ», как же.

— Давно мы не собирались этой компанией, верно? С тех самых пор, как был оговорен Йорф, — Тито расслабился в своем кресле, забросил ногу на ногу и теперь качал туфлей на самых пальцах, обтянутых в белоснежный чулок. Агата не улыбнулась ему или его вежливости.

— Верно. И зачем вы созвали нас, Ваше Святейшество?

В её словах — ложь и змеиное шипение, и скорпионья отрава. С той же интонацией она могла окрестить золотаря «Святейшеством», сам её язык был недостоин сего слова — «святость». Королева-еретичка, изменница, клятвопреступница, последняя зрелая представительница благороднейшего из родов, была никем иной, как главой культа.

Никем иной, как предательницей. Тито снова подавил — не судорогу боли на этот раз, а гримасу ярости.

А то она не знала, зачем, сугерийская шлюха, ведьма, дьявольское отродье, бес в юбке, мразь! Не скрывайся она, как крыса в стенах королевской ратуши, Тито бы уже вытравил её из этого света и отправил обратно в ад, откуда она выбралась.

Тито положил локти на стол перед собой и терпеливо сплел пальцы в замок.

— С чего начать? — он помолчал и вдруг улыбнулся, — Пожалуй, с тоста. Выпьем за Бринмор! Пусть стены столицы будут крепки, а казна не иссякает! Пусть на крови нечестивцев взойдут сочные плоды и ими насытятся блаженные.

Агата опасливо покосилась на слугу, однако тот разлил вино из одного кувшина ей и Тито, викарию и одному из монахов, после чего взял второй и вскрыл его. Яд — оружие женщин и слабых духом, Тито никогда не прибегал к нему, если требовалось прервать чью-то жизнь. Они подняли кубки, выпили. Принцесса рядом с матушкой тоскливо и абсолютно без энтузиазма пощипывала виноград. После вина немного перекусили, потому что какой добрый человек бранится на пустой желудок? Вот и Тито не стал. Откушав сыру, он утер губы и жестом попросил наполнить его опустевший кубок.

— Ваше Величество, дозвольте узнать — ужели вас все устраивает в текущем состоянии Вашего королевства?

Королева подчеркнуто холодно отложила приборы в сторону от тарелки, промокнула рот от виноградного сока и чуть повернулась к Тито.

— Разумеется, нет. Позвольте узнать, с какой целью вы держите моего благоверного живым? Калахану давно уже следовало отправиться к праотцам.

— И это все, что тревожит королевскую особу? — ошеломленно воскликнул викарий, не сдержавшись.

Вести подобные разговоры при дочери? Хотя, что взять с ребенка? Единственное порождение чресел Агаты родилось увечным — девчонка насилу воспринимала мир вокруг себя и только-только выучилась говорить к своим годам. Королева свою дочь бесконечно любила, это Тито знал. Как и то, что богомерзкие культисты считали несчастное дитя мессией и с неизмеримо большим трепетом расцеловывали края её одежд, ежели руки главы бринморской церкви. Что с них взять? Мельники да писари. Любители девочек помоложе.

— Поговорим о тревогах?

Тито не мог больше держать пальцы сплетенными, не надломив их, а самоистязание не имелось в его приоритете. Он опустил руки на подлокотники, стиснул их, однако ярость бурлила в нем. Удивительно, как его субтильное старческое тело могло порождать подобный сильный бас, но вскоре звук его голоса заполнил каждый уголок мраморной залы.

— Поговорим о договоренностях? О том, чего стоит слово королевы? Как было уговорено? Какими же дьявольскими заклинаниями вы одурманили нас! Что было обещано? Малой ценой и малой кровью — благоденствие, мир на земле, лишенный богомерзких малефиков! Как же вы