Тайна Зинаиды Серебряковой - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все-таки Аня недооценила эту красотку…
Наконец-то Дима сделал все дела в Хабаровске и позвонил, что возвращается. Он даже взял билеты на рейс Комсомольск — Хабаровск — Иркутск — Омск — Горький. Жуть, четыре посадки, но Аня обещала все выдержать. Надеялась, что выдержат и крохи… Утром Аня поехала на вокзал, решив совместить встречу любимого мужа с заходом в молочную кухню (девочек исподволь приучали к искусственному питанию). И когда нагруженные вещами Литвиновы ввалились в узенький коридорчик наемной квартиришки, та оказалась пуста. Ни Ирины, ни близняшек, ни их вещей. Ирка собрала все, от пеленок до игрушек, а также свое барахлишко. Оставалось только дивиться, как все уперла! Почему-то первым делом Аня остро пожалела, что не далее как три дня назад купила дефицитную двойную коляску, облегчив Ирине бегство. Ну да, сунула туда все вещи — и понеслась… Куда?!
Потрясенный, убитый Дима как сел на какой-то чемодан посреди комнаты, свесив руки, так и сидел, а Аня прижалась к косяку лбом и… нет, она не плакала, что толку плакать! — она обшаривала мыслью весь Комсомольск, пытаясь сообразить, куда могла Ирка запрятать похищенную Лидочку. Ну и вторую… тихоню-засоню.
Черт, у этой поганки же не было здесь никаких знакомых! Или были? Может быть, подружилась с кем-нибудь в роддоме? Заранее сговорилась, что однажды нагрянет с девочками, посулила какой-то процент от суммы, которую скачает с Литвиновых.
Ни одной минуты не сомневалась Аня: Ирка все это устроила, чтобы увеличить свой «гонорар». Понимала, что теперь-то, ощутив радости материнства и отцовства, Литвиновы не станут жмотиться, пойдут на все, чтобы вернуть себе девчонок!
Да, это правда… Но где искать Ирину? Или сидеть ждать, пока она соизволит дать о себе знать, пока предъявит свои разбойные требования?
Что-то стукнуло в коридоре, что-то колыхнулось.
Аня вылетела из комнаты чуть ли не со слезами на глазах.
Ирка вернулась!
Но это была не Ирина, а соседка:
— Что это у вас дверь не заперта? Тут же «химиков»[14] кругом полно, и не заметите, как дочиста обшарят! — И она ахнула при виде Димы: — Ой, вы уже дома? Значит, разминулись с Ирочкой? Я ей говорю: ну куда ты с девчонками в такую стынь на вокзал, а она: нет, хочу встретить Дмитрия Ивановича, и хоть ты тресни!
— На вокзал? — мгновенно ожил Дима. — Давно вы ее видели?
— Да с полчаса, не более…
Вылетели из дому, схватили такси и через пять минут уже метались по вокзалу, обращая на себя внимание безумным видом. Аня вдруг начала плакать и никак не могла остановиться. Главное, ведь уже и в Хабаровск не вернешься, там вся прошлая жизнь порушена, и она, и Дима уволились, квартира, считай, продана, а в Горьком их ждут как бы с детьми, всем там уже известно, что у них две дочки… Позорище какое! Ирка, эта паршивая, лживая тварь, так бы и убила ее своими собственными руками!
Аня стиснула кулаки… которые сами собой разжались, когда Дима вдруг громко выдохнул сквозь стиснутые зубы:
— Вон она. На перроне. Киоск «Воды-мороженое». Да не туда смотришь!
Господи! Знакомая клеенчатая коляска в синюю клеточку… Знакомая раздобревшая фигура в замшевом плащике… Ирка! Точно, Ирка!
Литвиновы вылетели из вокзала, чуть не падая понеслись, огибая здание, на перрон.
— Ирина! — еще издали закричал истерически Дима. — Ира!
«Дурак! — с незнакомой, звериной ненавистью подумала Аня. — Спугнешь! Сейчас она как чесанет — и затеряется в толпе на площади!»
Ирка, похоже, не ожидала, что ее так быстро накроют: вскинулась растерянно, заметалась туда-сюда, забыв о сумке с вещами, потом вспомнила, вернулась за ней — и потеряла время.
Дима налетел коршуном, вырвал у нее ручку коляски, откинул покрывальце с детских лиц, выкрикнул, словно на перекличке:
— Лидочка — здесь! Сонечка — здесь! — Обернулся к жене: — Аня! Они все здесь! Слава богу! — И принялся неловко вывернутой левой рукой вытирать глаза.
Аня не стала тратить время на эмоции: подскочила к ошарашенной Ирине, влепила ей одну пощечину, потом другую, а потом уже не могла остановиться, а Ирка стояла столбом, не защищаясь, и Дима не останавливал жену, то ли поглощенный созерцанием детских лиц, то ли оторопев от ее ярости — такую Анечку он прежде не знал, такую Анечку видел впервые…
Наконец Ирка заревела, как большая красивая корова, сообразила заслониться ладонями и плача пошла куда-то прочь. Не совсем, впрочем, ушла: притулилась к киоску, дрожа располневшими плечами.
Аня, не обращая внимания на зевак, открыла сумку и принялась вытаскивать оттуда Иркины вещички, впопыхах перемешанные с детскими. Следовало бы, конечно, эту тварюгу оставить в чем есть, но было противно хранить какую-то память о ней, да и зачем нести лишнюю тяжесть?
Увязала небогатое имущества в одну из девчачьих пеленок, подошла к Ирине:
— Кончай реветь, поганка, предательница! Скажи спасибо, что мы не вызвали полицию! Держи свое барахло.
Ирина неловко прижала к себе узелок, хлопая стеклянными от слез глазами.
Аня расстегнула плащ, кофточку, залезла в лифчик, к которому был пришит изнутри потайной карман — всегда, уходя из дому, она надевала этот лифчик, опасаясь коварства Ирины и судьбы! — рванула тонкую, мягкую ткань. Сунула Ирине завернутый в носовой платок тугой, нагретый пакет:
— Вот здесь все деньги, как и договаривались. И заруби на носу! У тебя нет никаких прав на наших дочек. По всем документам мы — их родители, ясно? У меня справка из роддома, где написано: мать — Литвинова Анна Васильевна. А ты тут никто! Только сунься к ним! Я тебя посажу! Поняла? Ну так пошла вон.
И Ирка медленно побрела вдоль рельсов.
Аня люто оглянулась на мужа. «Если он только сейчас обернется вслед этой поганке! Если только что-нибудь скажет! Если посмеет меня упрекнуть!»
Не обернулся, не сказал, не упрекнул. В полном упоении трогал мизинчиком розовые щечки спящих сестричек, лепеча:
— Дочки! Ах вы мои доченьки!
И у Ани немного отлегло от сердца, отошла пелена с глаз. Удалось отдышаться. И даже в левом боку перестала колоться игла, которую как-то незаметно удалось туда вонзить зловредной Ирке. Огромная такая, острая игла…
— На какое число у нас билет? — спросила она мужа.
Тот поднял счастливые, влажные глаза:
— Через три дня, а что?
— А завтра есть рейс?
— Сегодня в пять. А что?
Аня посмотрела на часы: только десять утра. Времени вагон!
— Пошли, переделаем билеты. Вылетаем сегодня!
Дима внимательно посмотрел на нее и с какой-то робостью кивнул: