Эммануэль - Эммануэль Арсан

– Эти качества в парижских ателье быстро выветриваются.

– Я даже подозревала за вами и другие ужасы:целомудренность, стыдливость, мораль, религия.

Анне-Марии пришлось улыбнуться:

– Дело обстоит не так уж плохо. Я в самом деле еще девушка,живу воздержанно и мыслю свое существование как существование дочери Бога иЦеркви.

Она явно обрадовалась, увидя на лице Эммануэль гримасуотвращения.

– Хотя я вам сказала, что меня совершенно не смущают вашипохождения, начала она объяснять. – Я никогда не скажу, что стала бы поступатьтак же. Более того, мне кажется, что это очень печальная жизнь. К ней у менятакое же отношение, как к природе: меня это не шокирует, не возмущает, но я –против этого.

– Но как же можно быть такой глупой! – выпалила Эммануэль. –Вы ведь очень красивы.

Анна-Мария ответила любезной улыбкой.

– Спасибо, – сказала она, – Вы тоже выглядите совсемнеплохо.

Эммануэль вздохнула. Ситуация была непривычной. Обычноподобный обмен комплиментами совершенно логично приводил к обменуприкосновениями: в дело вступали грудь, губы, ноги. Анна-Мария смотрела на неес сочувствием.

– Вы считаете, что красивой женщине не подобает верить вБога?

– Да, я считаю это почти непристойным. Этопротивоестественно.

– Ну, и я говорю то же, – легко согласилась Анна-Мария. –Совершенно неестественно, это против собственной натуры. Это-то меня иногда излит. Мне иногда нужна и маленькая помощь природы. Я не рождена для абсолютнойчистоты.

– Вы хотите сказать, что и в вас иногда просыпаетсячувственность?

– А я вам кажусь фригидной?

– Не знаю, – Эммануэль помедлила и наконец решилась:

– И как вы в таком случае поступаете?

– Я сдерживаю себя.

Эммануэль скривила рот.

– И вы еще ни разу не позволили себе самой?..

Этот вопрос как будто ничуть не смутил Анну-Марию:

– Это бывало. Но потом я очень мучаюсь.

– Почему? – возмутилась Эммануэль.

– Потому что всякий раз, когда я поддаюсь искушению, яраскаиваюсь. Удовольствие, которое я испытываю, не может перевесить угрызенийсовести, приходящих следом. Оно не стоит того, чтобы ради него жертвовать всемдругим.

– А что это – «все другое»?

– Все, что отличает человека от животного. Назовите это какугодно: дух, душа, надежда, наконец.

– Но это же совсем не так, – запротестовала Эммануэль. – Явовсе не собираюсь жертвовать своим духом. Или душой. Что же касается надежды,то у меня ее более чем достаточно.

– Смотря что называть этим именем. Если вы не верите в жизньвечную, о какой надежде можно говорить!

– Я верю просто в жизнь. Этого довольно. И у меня естьнадежда. Я даже счастлива. И ни один мой день не испорчен угрызениями совести.И моя любовь к наслаждению вовсе не означает, что я забываю о душе. Янаслаждаюсь жизнью, потому что в этом все, что я есть.

– Почему вам надо постоянно смешивать жизнь с физическимиудовольствиями? Я не меньше вас ценю счастьем красоту, но истинное благо – этововсе не телесная радость. Она заставляет биться сердца и животных. А нашажизнь бесконечно прекрасней жизни зверей и растений. Она ушла от природы,освободилась от нее, оторвалась далеко от земли. Наша жизнь – это то, чтоподнимает нас выше мира сего. Человеческая эволюция ведет нас от торжестваплоти к торжеству души.

– Пожалуй, – отвечала Эммануэль, – то, о чем вы говорите,можно принять, если под этим подразумевать сознание, разум, поэзию, наконец, ноэто же нисколько не противоречит телу. Когда я наслаждаюсь, то ведь это мойразум, мой мозг, мой дух заставляют наслаждаться мое тело, и я ни на йоту неприближаюсь к животному. Жизнь прекрасна вся, целиком, потому что не отличитьрадостей духа от радостей плоти. Зачем же нужно так отделять одно от другого?Вы хотите, чтобы дух, разум получали радость только в себе – почему? И если выне хотите наслаждаться в этом мире, то где же? Разве где-то есть лучше?

– Вечная жизнь, – торжественно произнесла Анна-Мария. –Разве это ничего не значит для вас?

– Нет, как же! Мне тоже хочется, чтобы жизнь длилась вечно.Но не так, как вы это себе представляете. Не в вашем парадизе. Мне не хотелосьбы прожить жизнь ирреальную, презревшую все земное. По мне, бессмертие состоитв том, чтобы всегда жить такой, какая я теперь. Не стареть, не делатьсябезобразной. Жить так прекрасно! Это неповторимое чудо! И как было бы ужаснопокидать эту Землю, которая даровала нам жизнь, не позволила остаться холоднымии бесчувственными камнями.

– Я не вижу, чтобы Земля была такой, какой она видится вам.На этой Земле есть обманутые, убитые, голодные и холодные, есть мучающиеся отнеизлечимых болезней… На Земле больше страдания и ненависти, чем красоты ирадости.

– О, я не так слепа, я это тоже вижу. Но именно поэтому яхочу, чтобы все силы людей, все их знания, все их воображение были брошены напомощь Земле, вместо того, чтобы примириться со своим несчастьем и искатьутешения где-либо в другом месте. И я уверена, что если они соберут своемужество, упорство и будут неотвратимо идти по этому пути, Земля и жизнь на нейстанут прекрасными для всех.

Пожалуй, никогда еще Эммануэль не приходилось произноситьстоль длинных монологов, и это произвело впечатление на Анну-Марию. Онасмотрела на собеседницу внимательно и как-то присмирев, но вдруг глаза ееблеснули.

– Эммануэль, – сказала девушка. – Вы хорошо знаете, чтоделать с вашей жизнью, но что сделаете вы со своей смертью?

Эммануэль молчала недолго и взорвалась:

– Ничего! Почему вы спрашиваете об этом? Это ваши христианетолько и думают о смерти!

– Вовсе нет! Мы только хотим найти в ней смысл.

Эммануэль пожала плечами. Смерть была для нее в высшейстепени очевидным абсурдом, непонятной несправедливостью, болезнью, от которойне найдено лекарства. В смерти не могло быть никакого смысла. Ей был неприятенинтерес Анны-Марии к тому, что однажды Эммануэль погаснет, превратится вне-Эммануэль, еще хуже, в анти-Эммануэль, в противоположность всему тому, чемона была. Она почувствовала, как что-то сдавило ей горло, как выступили на ееглазах слезы, и голос, который произносил слова ответа, был почти не ее голос.

– Думайте лучше о моей жизни. Когда случится нечто, послечего не останется ничего; когда я буду больше не в состоянии видеть этот полныйцветов и звезд мир; когда я больше не смогу узнать, что делают на этой Землелюди, жившие рядом со мной; когда все, что было для меня прекрасным, перестанетрадовать меня, тогда вы не сможете больше расспрашивать меня, не сможете большелюбить меня, узнавать обо мне все больше и больше. И я перестану жить,перестану что-то знать, ничего больше не увижу, ничего не услышу, ни к чему неприкоснусь. Умоляю вас, не ждите так долго, до тех пор, пока я не умру! Я нехотела бы слишком поздно открыть, что я родилась на этот свет, чтобы прожитьжизнь, чтобы жить вовсю, не хотела бы, чтобы из меня сделали легенду, миф! Мненевероятно тяжко представить себе, сколько дней, чудесных дней, гораздо лучших,чем нынешний, наступит потом, после меня, как поплывут столетья за столетьями,и люди так же будут просыпаться навстречу солнцу, как мы просыпаемся сейчас, ая умру. Умру, прежде чем состарюсь. Вот почему я плачу сейчас. Ведь та жизнь,на которую я надеюсь, настоящая жизнь, может прийти после того, как уйду я… А ячувствую себя так уверенно. Я так хочу разделить со всеми все чудеса этогомира! Но решено: я умру. Все останется существовать без меня. И меня ничто неутешит: даже если некий Бог предложит мне другой мир, я откажусь от него. Я нехочу ни на что менять мою Землю и мою жизнь. Я потеряю все – это мне известно.Но я никак не уступлю, ни за что! Я не спрячусь от этой жизни ни в какое, самоеуютное, убежище, ни в какой рай. Не надо мне безопасного, надежного приюта. Икогда у меня похитят мою жизнь, я буду плакать, я завою от тоски на весь белыйсвет. Не от тоски, что нет больше жизни. Не от раскаяния за прожитое, не изугрызений совести, а только от любви к моей Земле, с которой пришла порарасставаться… Моя Земля, к которой я хотела бы вечно прикасаться. На которой яхотела бы остаться вечно. Только здесь. С людьми, а не с Богом!