Жилище в пустыне (сборник) - Томас Майн Рид

– Вот здесь, под защитой этих деревьев, – сказал дон Пабло, обращаясь к Гуапо, – мы проведем эту ночь.

– Здесь? – удивился индеец.

– А почему бы нет? Если мы опять войдем в ущелье, мы можем больше не встретить подходящего места для ночлега; притом же наши ламы не в состоянии идти дальше.

– Но взгляните же вокруг! – продолжал Гуапо.

– Что такое?

– Да эти деревья…

– Ну, что ж? Их листва только защитит нас от ночной сырости, и мы отлично выспимся под ними.

– Невозможно, сударь, это ядовитые деревья: кто засыпает в их тени, тот больше не встает.

– Какая чушь, Гуапо! Ты суеверен. Все это чистейший вздор. Мы останемся здесь; ламы уже легли, и я не сомневаюсь, что сегодня они дальше не пойдут.

Гуапо обернулся к ламам в надежде, что, если ему удастся сдвинуть их с места, он убедит дона Пабло продолжать путь. Но отличительной чертой этих животных является то, что их невозможно заставить сделать хотя бы шаг сверх расстояния, которое они считают достаточным; равным образом, когда их слишком перегружают поклажей, они отказываются встать на ноги, если тяжесть превышает шестьдесят-семьдесят килограммов. В таких случаях ничто не в силах побудить их подняться – ни удары, ни ласковые уговоры.

Гуапо, увидав, что ему не удастся ничего добиться от лам, все же продолжал упрашивать дона Пабло последовать его примеру и взобраться на скалу, чтобы там провести ночь под открытым небом. Но чем больше индеец настаивал, тем больше дон Пабло желал доказать ему, что его суеверие не имеет под собой никакой почвы: все убеждения Гуапо только укрепили дона Пабло в намерении переночевать под этими опасными деревьями. Развьючили лам, расседлали лошадь и мула и пустили их всех пастись на свободе.

Нашим путникам очень хотелось поужинать; все они проголодались, так как не ели с самого утра, но они бежали из Куско с такой поспешностью, что не могли взять с собой достаточных запасов провизии. Весь провиант заключался лишь в нескольких кусках вяленой говядины, которую Гуапо предусмотрительно захватил с собою. Это мясо да несколько корней «ока», вырытых индейцем по дороге, – таков был убогий ужин наших беглецов.

Корень ока представляет собою клубень овальной формы бледно-красного цвета снаружи и белый внутри; он похож на артишок44, но длиннее и тоньше; у него довольно приятный, сладковатый вкус, напоминающий вкус тыквы; едят его в вареном или жареном виде. Перуанцы употребляют в пищу еще другой корень: индейский кресс45, который они называют «уллукой». Он более клейкий, менее приятен на вкус и бывает разной формы: шаровидный, продолговатый, прямой, скрюченный; снаружи он красновато-желтого цвета, а внутри зеленый; если варить его, он теряет всякий вкус, но, приправленный перцем, он великолепен.

Дон Пабло начал искать по сторонам каких-нибудь растений, которыми можно было бы скрасить неприглядный ужин, и вскоре заметил киноа, зерна которого похожи на рис, но только мельче, обладают питательными свойствами и приятны на вкус, особенно если их варить в молоке. До открытия Америки киноа заменяло туземцам пшеницу, которая была им совершенно неизвестна. Теперь киноа даже разводится в Европе не без успеха. Молодые листья этого растения употребляются как шпинат, который принадлежит к тому же семейству.

Когда сумерки сгустились настолько, что дым не мог быть заметен издали, беглецы развели костер, и донья Исидора, которая была отличной хозяйкой, умело взялась за приготовление ужина. Он скоро поспел, и проголодавшиеся путешественники с аппетитом принялись за него; подкрепив силы едой, все завернулись в свои пончо и вскоре заснули глубоким сном.

Гуапо один не дотронулся до говядины и не поел своей части оки. У индейца был свой ужин, лежавший у него в мешке, который он предпочитал всякой другой еде. Это была кока46.

Кока – небольшое деревцо, не больше двух метров высоты, растущее в самых жарких долинах Анд; листья его очень мелки и блестяще-зеленого цвета, цветы белые, а плоды представляют собой небольшие пунцовые ягоды. Растение это родом из Перу и встречается там в диком состоянии, но вместе с тем его старательно разводят на особых плантациях. Когда впервые посеянная кока достигает сорока пяти сантиметров высоты, ее пересаживают, стараясь предохранить от знойных лучей солнца, для чего сажают между грядками пальмовые деревья или сеют маис; через каждые пять-шесть дней, когда нет дождя, коку поливают, и после двух с половиной лет заботливого ухода она приносит первую жатву.

Растение разводят только из-за листьев, которые собирают с такими же предосторожностями, с какими в Китае производят сбор чая. Делом этим, как в Китае, занимаются преимущественно женщины. Когда листья созревают, то есть когда они совершенно распускаются и становятся ломкими, их обрывают и сушат на солнце, разложив на куски грубой шерстяной ткани.

После сушки эти листья приобретают бледно-зеленый цвет; их укладывают в мешки, в которые сверху насыпают совершенно сухой песок; в таком виде они готовы к продаже, и цена их на месте не бывает ниже одного франка с четвертью за полкилограмма.

Кока дает три сбора в году, каждые четыре месяца, и участок земли в сто квадратных футов приносит при каждом сборе около двенадцати килограммов сушеных листьев. Плантация коки довольно долговечна, если только не подвергается нашествию муравьев, что, к сожалению, случается довольно часто.

Я потому так подробно остановился на уходе за этим растением, что оно играет весьма важную роль в домашнем хозяйстве южноамериканских индейцев. В каждой местности земного шара разводят те или иные растения, опьяняющие или возбуждающие свойства которых, по-видимому, отвечают насущной потребности человека: чай в Китае, бетель47 в южных странах Азии, опий48 на Востоке, а также табак и целый ряд других веществ, которые жуют или курят.

Но для индейца кока не только источник забвения и развлечения: благодетельные листья ее служат главной его пищей. Питаясь ими, он может продержаться до шести дней без всякой другой еды, и бедные перуанские рудокопы, которые поголовно употребляют коку, не могли бы без нее выносить свою тяжелую работу. В большом количестве кока может подорвать здоровье, но, принимаемая в умеренных дозах, она не вызывает тех пагубных последствий, какие влечет за собой курение опиума и даже табака.

Убежденный в своей правоте, Гуапо пошел искать себе место для ночлега подальше от опасных деревьев. Пройдя немного, он заметил большой выступ скалы, нависавшей над пропастью, и решил провести ночь на нем. Долгое время индеец сидел неподвижно, устремив взоры в сторону площадки, на которой расположились его хозяева, и с ужасом думал о том, что, может быть, они уснули вечным сном. Однако уверенность дона Пабло, который был очень знающим человеком и не рискнул бы подвергнуть какой бы то ни было опасности свою семью, мало-помалу успокоила верного слугу. Так как голод начал властно заявлять о себе, Гуапо снял с шеи мешочек из кожи шиншилла, достал оттуда полдюжины листьев коки и принялся жевать их. Потом, действуя зубами, языком и губами, он скатал шарик, который несколько раз переложил во рту. Откупорив маленькую фляжку, висевшую на ремешке и заткнутую деревянной пробкой, которая вместе с тем служила головкой длинной булавки, он послюнил острие, опустил его во фляжку и через минуту вытащил булавку, уже покрытую белым порошком. Этот порошок был не что иное, как мелко истолченная негашеная известь или, быть может, зола молле или банана50, употребляемая индейцами Южной Америки в виде приправы к листьям коки.