Очертание тьмы - Сергей Малицкий

Добравшись до второй часовни, Дойтен повернул направо, отсчитал двести шагов, но еще не пройдя их, заметил отсвечивающее черненым железом колесо на одной из могил. Продрался сквозь кусты, проклиная болтающийся на поясе меч, перешагнул через три десятка могил и наконец оказался у странного знака: из тяжелого – размером три на два локтя – камня торчали две выкованные с немалым мастерством руки, которые сжимали стальную ось. На нее было насажено железное колесо шириной в локоть. На камне точно между основаниями железных рук проступало имя – «Ив».

Дойтен ощупал надпись, руки, подивился отсутствию ржавчины и тронул колесо. Оно закрутилось. Бесшумно и плавно, кузнец явно был хорошим.

– Где еще встретить такого дурака, как я сам? – пробормотал усмиритель, снял плащ, пояс с мечом и попытался левой рукой сдвинуть с могилы камень. Он дрогнул, но не сдвинулся.

– А почему не обеими руками? – услышал Дойтен вроде бы знакомый голос. Выпрямился и увидел в пяти шагах постояльца из трактира Транка – высокого усача Баса, который важно поправлял одной рукой усы, а другой держал лопату.

– У меня тонкий слух, – объяснил свое замечание Бас. – Так что я кое-что услышал, несмотря на то что ты, усмиритель, храпел так, что я уж собирался опять спуститься в обеденный зал. Тебя ж излечили.

– Кто излечил? – не понял Дойтен. – Корп, что ли?

– Корп? – наморщил лоб Бас. – Этот ушлый толстяк, который ходит по всему городу и пускает людям кровь? Не думаю, что от его стараний у тебя прибавилось здоровья. Нет, конечно. Чего бы ему делать в вашей комнате поздним вечером? Как тебя перетащили наверх, так она все и устроила. Зашла с этой, как ее… с Глумой и наложила на твою руку свои ладошки. Еще и смеялась, как ты будешь удивлен, что твоя рука работает так же, как и раньше.

Дойтен сжал правую руку в кулак, после чего осторожно вынул ее из повязки. Разогнул и согнул, затем поднял глаза на Баса и поклонился ему:

– Спасибо за добрую весть; а сам-то какими судьбами сюда? Да еще с лопатой?

– Да какая судьба? – отмахнулся Бас. – Собираю травы да вечно сую нос не в свои дела. А где самые травы? На кладбище, потому как земля мягка, и ни зверья, ни еще какой пакости. А уж лопата… Вон, она из второй часовни. Разве тебе не нужна? А помощь тебе нужна?

Засмеялся, отставил лопату, шагнул вперед, наклонился и легко сдвинул плиту в сторону, словно не из камня она была вырублена, а вырезана из дерева.

– Ничего не смущает? – поинтересовался Дойтен, разглядывая нежданного помощника.

– А чего смущаться? – не понял Бас. – Вроде не в бане с женщинами… Или тебе помощь не нужна? До вечера еще далеко, но тянуть не следует. Сноки глубоко могилы копают. Четыре локтя до крышки, не меньше. Приходилось лопату в руках держать?

– Я из деревни… – буркнул Дойтен, засучивая рукава.

– Все же не крот, – нехорошо засмеялся Бас и сел на землю. – Ладно, копай. Я закопаю и камень на место поставлю. И посижу тут, чтобы ты меня видел. Мало ли что тебе в голову взбредет.

– Не похож ты на травника… – проворчал Дойтен, начав копать.

– А ты на усмирителя не похож, – расплылся в улыбке Бас. – На защитника если только. Но спорить не буду, в каждой истории главное – докопаться до истины.

– Если только ее присыпают не шибко, – раздраженно бросил Дойтен.

Все-таки еще была силушка в его руках. И получаса не прошло, а лопата застучала по крышке гроба.

– А ну-ка! – подскочил Бас, забрал у Дойтена лопату и не только очистил от земли всю крышку, но и сделал подкоп, а потом ловко подхватил и, упираясь в края ямы ногами, поднял и положил все еще крепкий, смоленый гроб на край ямы.

– Десять лет ведь почти прошло, – заметил Дойтен, – а вони – никакой.

– Значит, есть тому причина, – пробурчал Бас. – Дай нож.

– На, – протянул широкий тесак, снятый с пояса, Дойтен. – Что же ты без оружия?

– У каждого свое оружие, – пробормотал Бас и начал осторожно поддевать крышку гроба. – Все ведь знаешь уже о ее сыне? Или почти все? Почему его мать похоронили десять лет назад в закрытом гробу? Что случилось с ней на самом деле? Сноки легко сносят уродство, так что никто бы не свалился в обморок. А ну-ка…

В гробу что-то лопнуло, крышка зашевелилась и сдвинулась на сторону. Дойтен подошел поближе и замер.

В гробу лежало полуистлевшее чудовище – между досок с трудом вместилось что-то с туловищем и головой пса или волка, лапами огромной птицы и переломанными крыльями справа и слева от тела. Из груди птицы торчала стальная стрела.

– Вот ты где пряталась, – печально пробормотал Бас. – Ив стала, выходит?

– Это что же получается? – ошарашенно прошептал Дойтен. – Она имни… А ее сын тогда или вот этот ужас, или степной медведь, если мы не обманулись с Линксом?

– Да кто угодно, – пожал плечами Бас. – Или то, или другое. Но если другое, то он особенный. Точно такой же, как и дочка Олты. Точно такой же, как и ваша девчонка, Дойтен. Правда, ваша – не оборотень. Хотя… Одно мне непонятно: зачем им понадобилась девчонка, когда есть парень?

– А если медленнее и понятнее? – попросил Дойтен.

– Изволь, – улыбнулся Бас. – В Граброке будет явление. Уж поверь мне. Венчать обряд следует кровью восьми жертв, но запечатывать его следует кровью особенной, кровью силы, кровью существа, облеченного властью над плотью, – кровью имни. Либо кровью того, кто его убил. Слышал я, что и имни должен быть повязанным с жертвами. Говорят, что в особых случаях нужна еще кровь праведника, так где его возьмешь-то…

– Почему-то мне кажется, что ты не травник… – пробормотал Дойтен.

– Ты знаешь, я сам все чаще думаю об этом, – согласился Бас.

Мор

– Пока я буду с вами, – коснулась руки Гаоты Глума, когда отряд въехал в город через южные ворота.

– Я рад этому, – отозвался Юайс, который успел переговорить с дозорными на воротах. – Клинки становятся слишком остры, Глума, и за девчонкой надо присматривать. Я не смогу быть возле нее неотступно.

– Это почему же? – не поняла Гаота, но Юайс явно думал о своем.

– Никаких других охот или дружин, кроме кавалькады Диуса, ни вчера, ни позавчера, ни в последние дни через эти или какие-то еще ворота в Граброк не въезжало и не выезжало, – сказал защитник. – Девчонку стражники не видели, но вряд ли ее везли в открытую, а мешков с собой у этих молодцев всегда полно. Герцог вовсе не прочь расположиться на осенней травке возле жаровни, на которой будет поджариваться только что убитая дичь.

– Зачем им девчонка? – спросила Гаота.

– Она имни, и имни непростая, – объяснил Юайс. – Возможно, ее кровью может быть завершен обряд.

– Все-таки Диус? – проговорила Глума.