Тмутараканский лекарь - Алексей Роговой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но обо всем по порядку. Ранним утром Матвеев вместе со своим наставником и другими монахами пошли на Божественную литургию в храм. Стоя на службе, Сергей понял, что за почти тысячу лет, разделяющие его прежнее время и это, богослужение почти не изменилось, если не считать двуперстного крестного знамения, используемого в те времена. Так что ему вдвойне приятно было понимать ход службы, молиться вместе со всеми и петь в общем хоре «Отче наш» и Символ веры. Хоть монастырская служба была довольно продолжительной, но Сергей так долго не был на службе в храме, если не считать Херсонеса, где богослужение велось на греческом языке, что не заметил времени и не устал.
На проповеди после окончания литургии игумен поздравил всех с Новолетием и объявил, что сегодня наступил Новый, 6576 год от сотворения мира или 1068 год от Рождества Христова.
«Значит, я не ошибся в своих расчетах по поводу года, — подумал Матвеев. — И теперь меня с моими родителями разделяют всего каких-то девятьсот сорок четыре года… Насколько я помню, на Руси с введением христианства Новый год отмечали 1 сентября по старому стилю. Как символично, что именно сегодня, 1 сентября, в день знаний, начинается и мой новый учебный год. А мои бывшие одногруппники уже, наверное, целый месяц на интернатуре. Интересно, как там дела у Алана, Даши и всех остальных? Думаю, все же получше, чем у меня. Хотя, если сравнить с недавней жизнью половецкого раба…».
Второе студенчество Матвеева началось с того, что отец Никон собрал после трапезы кроме него еще троих молодых монахов — двух русичей и одного крещеного касога. Священник представил им отца Иоиля — пожилого монаха, который знал толк в приготовлении лекарственных отваров и снадобий. Все вместе отправились на сбор лекарственных трав. В то время знание ботаники было необходимым для лекарского дела, потому что именно лекарственные растения и были общедоступными медикаментами.
Недалеко от монастыря, на близлежащих холмах, они собрали немало чабреца, шалфея, полыни, зверобоя, мяты, мелиссы и прочих неизвестных Сергею трав. Потом в монастыре им предстояло высушить их и уже после этого готовить из них различные снадобья и отвары. За сбором трав Матвеев и познакомился поближе со своими монастырскими одногруппниками, как он их про себя назвал. Все они были приблизительно одного возраста — лет восемнадцать-девятнадцать. То есть Сергей был самым старшим среди них.
— Василий, в прежней жизни — Веселин, я из тмутараканских болгар, — протянув руку, представился плотный монах среднего роста.
— Артемий, в прошлом — Арабат, приехал сюда из Касогии, — ответил высокий парень богатырского телосложения.
— Тихомир, и в прошлом и в настоящем. Я пока еще послушник, — с улыбкой сказал невысокий худощавый парень.
— А я тоже еще послушник. И меня Сергием кличут, — отрекомендовался Матвеев. — Ну что, теперь будем с вами вместе грызть гранит медицины?
— Учиться лекарскому делу я согласен. А что разве для этого нужно какие-то камни грызть? К такому я не готов, — растерянно ответил касог.
— Ибо непостная это пища, — закончил за ним улыбающийся брат Василий.
Все дружно расхохотались, и с этого момента и началась их студенческая дружба.
Возвращаясь обратно в монастырь, Сергей спросил отца Никона о сроке обучения.
— Основным истинам по греческим книгам мы с отцом Иоилем, который пуще меня в травах лечебных разбирается, с Божьей помощью обучим вас лета за три, а вообще лекарскому делу нужно учиться всю жизнь.
— То есть это будет по времени почти как интернатура у нас… в монастыре, где я был раньше, — произнес Матвеев, вовремя спохватившись.
— А ты что, в латинском монастыре раньше был? Что это за мудреное слово ты сейчас промолвил? — озадаченно спросил Тихомир.
— Нет, в монастыре я как раз был в нашем, православном. Но отец-игумен наш знал много языков, в том числе и латынь. А «интернатура» переводится — «среди природы», — на ходу придумал перевод Матвеев. — То есть как раз то, чем мы сейчас с вами и занимаемся — учимся среди природы.
Отец Никон многозначительно поднял бровь. Но Тихомир и другие молодые монахи были удовлетворены ответом, и Сергей выдохнул с облегчением.
Вернувшись в монастырь, отец Никон выдал своим ученикам новые заточенные гусиные перья, чернильницы и ветхую бумагу. В этот день они просто практиковались писать под диктовку небольшой текст. Для Матвеева это было первое знакомство со средневековым письмом. Он всю жизнь и в школе, и в университете привык писать шариковой ручкой. Даже с металлическим пером, бывшим в эпоху его родителей, он не сталкивался. А тут ему пришлось не только осваивать новую технику написания, так еще и писать старославянские буквы. Поначалу они у Сергея получались кривыми, он делал немало помарок и ставил клякс. Оглянувшись на своих собратьев, парень понял, что он не один такой — лишь у Тихомира получалось быстро и аккуратно писать, а Василий с Артемием тоже страдали над бумагой.
К счастью, оказалось, что их наставник таким образом проверял исходные навыки своих студентов. Увидев, что ребята пока еще не готовы к быстрому темпу письма, отец Никон стал чаще делать остановки во время чтения и терпеливо им объяснять особо сложные моменты. Ближе к вечеру звон колокола стал всех зазывать на вечерню, и священник объявил, что занятия на сегодня закончены.
— А когда же мы пойдем лечить болящих? — удивленно спросил брат Артемий.
— Вы вначале научитесь писать без ошибок и лекарства готовить, а за болящими дело не станет, — ответил отец Никон.
Так и завершился их первый учебный день в таком необычном для Сергея учебном заведении.
* * *
Постепенно жизнь Сергея Матвеева и его соучеников вошла в свою колею. Они быстро привыкли к ежедневным занятиям. С утра они вместе с отцом Иоилем собирали травы и коренья или готовили лекарственные зелья. Днем помогали другим монахам по хозяйству. А вечером занимались конспектированием лекций отца Никона. После того, как все четверо научились быстро и грамотно писать (хотя для Сергея освоение перьевого письма и особенности древнерусской грамматики дались непросто), священник приступил к переводу купленных в Херсонесе книг. Эти книги переписывали на старославянском языке уже на дорогой пергамент, а